Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы

Не успев схватиться с новым врагом, я стал свидетелем того, как рыцарь Вильям вновь спас жизнь рыцарю Джону.

Раздался треск — и подрубленная мачта стала крениться. Видно, она не могла простить рыцарю Джону поругания над собою. Тот бился сразу с двумя противниками и опять оказался спиной к главной опасности. Но рыцарь Вильям как раз успел закончить еще один поединок, отмахнув вражескую руку вместе с мечом, и вовремя оглянулся на треск. Он бросился к Джону Фитц-Рауфу и, не дав ему сделать умелый выпад, оттолкнул его в сторону в тот самый миг, когда комель падающей мачты прицелился точно в крестец своей жертвы. Один из греков, бившихся с англичанином, спасся от удара его меча, но не спасся от судьбы. Мачта, как страшная пика великана, ударила его комлем прямо в живот, разорвала плоть и отбросила в сторону уже бездыханное тело. Упав на борт, она от качки стала кататься по нему туда-сюда и сбивать людей с ног. Перекладина с обрывками паруса вертелась за бортом, как мельница, а все сражение и вовсе превратилось в уличную потеху.

Только Господь и один смертный человек под небесами видели, чем вот-вот кончится эта забава. Берег был уже совсем близок, и сквайр Иван правил корабль в узкий проход между двумя высокими острыми зубьями. Волны разбивались об них и теряли силу, так что, если бы нам удалось проскочить в это игольное ушко, мы бы попали в спокойную бухту. Однако теперь эта проклятая мачта грозила зацепиться за скалу и развернуть корабль, подставив его под самый опасный, боковой, удар волны.

Иван что-то кричал с кормы, вися на румпеле. Как выяснилось потом, он призывал сражавшихся хотя бы к краткому перемирию с тем, чтобы приподнять мачту и вывалить ее в море. Но то был, как говорят христиане, глас вопиющего в пустыне. Все были увлечены безумным побоищем.

Сражаясь с одним из греков, я краем глаза заметил вдруг, что Иван бросил руль, стремглав соскочил с кормы и сам, в одиночку, крепко ухватился за мачту. Это заметил и грек. Наши мечи дрогнули, и мы оба, казалось, готовы были броситься на помощь русу, но страх предательского удара в спину, увы, пересилил страх перед всеобщей гибелью, и мы продолжили безо всякой охоты наносить удары друг другу и отбивать их.

Мачта таскала руса из стороны в сторону, а он держался за нее, как бесстрашный муравей за пойманную гусеницу. Но вдруг он сам отпрыгнул от мачты и во всю глотку выкрикнул какое-то русское ругательство. Позже я просил Ивана перевести те три или четыре коротких слова, заклинающих всякую смертельную опасность. Рус долго мялся, но все же внял моей просьбе, и тогда перевод занял не менее двух дюжин арабских слов. Смысл их был ужасен: оказалось, Иван объявил мачте, что ее родила на свет блудница от сношения с жеребцом и к тому же совершенно противоестественным способом.

Одно несомненно: это и впрямь была самая мстительная и своенравная мачта из всех когда-либо служивших мореходам. Как только корабль оказался между скалами, она как назло угодила вершиной в одну из них, а комлем сумела упереться в борт.

Раздался треск, и все вдруг замерли, наконец услышав в этом треске смех собственной смерти.

Волна ушла из-под корабля, он стал опускаться в яму, кренясь и разворачиваясь, а со стороны бескрайней водяной пустыни уже катился на нас новый вал, огромный и темный, как чудовищная пасть.

Все движение вдруг удивительным образом замедлилось. Ужасная волна текла на нас, как густая патока. Не знаю, как было с остальными, но я словно превратился в чайку, вдруг увидев и себя, и корабль, и скалы откуда-то со стороны, с безопасного расстояния.

Я увидел, как волна приподнимает корабль и неторопливо опрокидывает его, как корабельная корма вдавливается в скалу и рассыпается ворохом сломанных и расщепленных досок и как людишки тоже сыплются ворохом в воду. Я увидел, как деревянная бычья голова яростно бодает скалу и от удара отлетают прочь рога.

В следующее мгновение меня поглотила обжигающая тьма.

Вода была такой холодной, что все мои члены сразу онемели. Только по мелким всплескам я еще догадывался, что мои ноги и руки держат тело на плаву. Внезапно я ткнулся носом в какую-то доску. Я посчитал ее своим спасением, страстно обхватил обеими руками, как возлюбленную, и, сразу окоченев, стал тонуть.

Очнулся я сильных ударов по щекам. Невольно отворачиваясь, я открыл глаза и сначала увидел чье-то чужое, перекошенное от ужаса лицо. Мигом позже по этому лицу шлепнула доска, и человек пропал. Я испугался, ожидая той же участи, дернулся, но несколько рук крепко схватило меня.