Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы

— С мышью покончили, но осталась еще одна подлая крыса! — гневно обронил Салах ад-Дин, уже всерьез опасаясь за исход битвы.

— Юсуф, у нас есть наффатин [87] Наффатин — осадная машина, предназначенная для метания зажигательных снарядов (от «наффы» — восточного названия нефти). и несколько горшков с горючей смолою! — напомнил ему брат Тураншах. — Не отправить ли нам халифу ответный подарок?

— Немедля! — велел Салах ад-Дин.

Катапульту, предназначенную для метания сосудов с горючими смесями, быстро выволокли на крышу и первыми же двумя выстрелами подожгли правое крыло дворца халифа. Не успел владыка Египта укрыться от огненного града, как зонтик его стал дырявым от обжигающих искр и весь задымился. Вскоре сквозь гущу схватки, кипевшей вокруг стен, с десятком личных телохранителей халифа пробился его гонец и прокричал во все горло, что повелитель Египта оставляет за своим везирем право казнить или миловать тех, кто напал на него, не получив на то никакого высшего повеления.

Нубийцы дрогнули и откатились, чтобы переспросить друг друга и горестно убедиться в том, что они не ослышались: их предали самым неслыханным образом — в час близкой победы.

Между тем, вид дымного джинна над дворцом халифа навел Юсуфа на спасительную мысль.

— Возьми полсотни моих воинов из курдов и подожги казармы нубийцев, — велел он аль-Фадилю.

Казармы халифской гвардии располагались за стенами Каира, и в их проживали семьи нубийцев.

— Хорошо, малик! Мы заткнем все выходы! — горячо ответил аль-Фадиль и сорвался было с места, но везирь удержал его.

— Нет! Пусть их жены и черные щенки выбираются оттуда, как могут. Не препятствуй, — предупредил он. — Нубийцы совсем озвереют, если их семьи сгорят. Тогда один безоружный станет опасен для трех вооруженных. А вот городские ворота закрой, и ударь им в тыл, когда они попадут в мешок. Не забудь поставить на стены стрелков.

Все произошло именно так, как предвидел везирь Юсуф. Как только нубийцы увидели еще один столб дыма, поднявшийся к небесам за городскими стенами, они бросили осаду и понеслись всем скопом к воротам по кратчайшему пути. Но ворота оказались закрытыми. Войско нубийцев смешалось и превратилось толпу, в гуще которой люди, как обычно случается, теряют рассудок и начинают давить друг друга. Тут вдобавок на них со всех сторон посыпались стрелы.

Аль-Фадиль стал увещевать их со стены, что их выпустят наружу, если они оставят свое оружие и пообещал, что везирь не станет их преследовать, ведь они стали жертвами обмана со стороны своего повелителя.

Уже совершенно смятенные воины побросали свои копья и сабли. Им открыли ворота, и они бросились спасать от огня свои семьи.

Как только огонь спал и нубийцы окончательно потеряли боевой дух, возликовав от того, что их семьи не сгорели заживо, Юсуф потребовал от воинов халифа, чтобы они удалились на другой берег Нила, в Гизу, и стали там лагерем. На радостях нубийцы легко согласились. Однако в первую же ночь после переправы брат Салах ад-Дина, Тураншах, внезапно напал на них с тремя тысячами воинов и перебил не менее половины. Оставшиеся в живых нубийцы едва спаслись бегством и ушли на юг, в Верхний Египет.

Так, благодаря одной маленькой мышке, ставшей благоприятным знамением, и неосмотрительности главного заговорщика, Салах ад-Дину удалось сломить самую опасную вражескую силу, крывшуюся в самом Каире, подобно тяжкому нарыву, и — набраться сил для борьбы с внешним врагом. По сути дела он должен был благодарить за это не мышь, а своего врага — иерусалимского короля Амори.

Времени перевести дух и приготовиться к приему новых неприятных гостей было достаточно. Только в октябре греческий флот подошел к берегам Египта, а воинство франков вторглось в страну по суше. Салах ад-Дин ожидал, что враг первым делом осадит Бильбайс и сосредоточил в нем большое войско, однако франки двинулись дальше на запад. Оказалось, что их цель — прибрежный город-крепость Дамьетта, который мог служить очень удобным передовым постом при нападении на Египет со стороны моря, подобно тому, как крепость Акра всегда служила «якорем» франкам, когда вторгались с моря в Палестину.

Однако и на этот раз король Амори проявил необъяснимую опасливость. Хотя главнокомандующий греческих войск все время убеждал его начать решительный приступ стен, Амори все медлил, ограничиваясь измором. Говорят, ему снились дурные сны, в которых вся его армия брала на абордаж чужие корабли, а потом, уже после победы, на те корабли налетал ужасный шторм и все франки гибли в бушующих волнах.