Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы

Малик, призываю тебя: восстанови мир на землях Пророка, заключи мир с Зенгидом и более не истощай египетскую корову; ее вымя не бездонно и сосцы уже воспалились от беспрерывной и безжалостной дойки. В Египте уже становится неспокойно. Слышен ропот. Нил в этом году так сильно вышел из берегов, что затопил многие поля и селения. Это — плохое предзнаменование. Бедуины склоняются к бунтам.

Дурное предчувствие не оставляет меня, малик. Если, к радости неверных, распря на землях Пророка будет продолжаться, то от нас отвернется Всемогущий Творец, а по Его воле — и великий Аббасид, потомок Мухаммада, да пребудет с ним вечно милость Аллаха.

Благодарение Аллаху! Он воистину всеблагой повелитель и прибежище.»

По мере чтения голос у аль-Исфахани садился и наконец перешел в хриплый шепот, будто горло катиба прохватило жестоким ветром хамсином. Только заключительное славословие Всемогущему Богу чудесным образом исцелило чтеца и вернуло ему силы.

Аль-Исфахани опустил свиток и стал приглядываться к повелителю правоверных.

Султан же ничуть не изменился в лице, не побледнел, не побагровел от гнева, только застыл весь, как восковое изваяние, и взгляд его долго пронизывал катиба насквозь, словно пустое место.

Наконец султан ожил и заметил своего катиба.

— Признайся, Имад, — с усмешкой обратился к нему султан. — Ведь сейчас ты прочел это письмо впервые…

У аль-Исфахани опять пересохло горло. Он не знал, что ответить, и следующий вопрос султана показался ему новой пыткой:

— Ты заметил в письме хоть одно слово клеветы? — спросил его Салах ад-Дин, но не стал долго мучить и ответил сам: — Я рад тому, что у меня есть честные слуги, которым можно доверять.

Тут катиб взбодрился и решил осведомить султана об одном подозрительном событии:

— Малик, есть сведения, что аль-Фадиль отправил какое-то письмо Изз ад-Дину.

— Неужели? — приподнял бровь султан. — Это меня радует. Если он в том письме также не поскупился на правду, то у Зенгида будет не меньше поводов к размышлениям, чем у меня.

В начале осени в Армении умер Ахлат, правивший теми самыми землями, откуда пошел род султана. Ахлат признавал над собой власть сына Айюба, и султан сразу двинулся с войском на север, как только узнал, что владения, потерявшие хозяина, успел прихватить один сельджукский атабек. Восстановив справедливость, султан тут же вернулся к стенам Мосула, давая понять Изз ад-Дину, что тот в конце концов ослепнет, глядя на желтые знамена, окружающие его город.

Но в один из вечеров султана охватил сильный жар, и он слег. Лихорадка стала томить его с каждым днем все сильнее и сильнее, и вскоре он слабым голосом отдал приказ отойти к Харрану.

Ночами султан не мог сомкнуть глаз и ожидал увидеть наяву Ангела Смерти Асраила.

— Всемогущий Аллах! Ты послал мне письмо аль-Фадиля раньше Своего грозного гонца, — прошептал он однажды, едва разжимая челюсти от нестерпимого озноба. — Я возжелал собрать все земли Пророка под одним знаменем, дабы восславить Твое величие. Я надеялся на Твою безграничную милость и возжелал утвердить на землях Пророка свой род, дабы прекратить распри между правоверными и одним ударом смести франков в море. Я был верен своей клятве, Всемогущий! Ныне я осознаю, что совершил великий грех и вышел за пределы смирения пред Твоей волей! Теперь я признаю, что Ты, Всемилостивый и Всемогущий, изрек Свою волю словами аль-Фадиля…

Асраил все не являлся, а болезнь все ожесточалась. Несколько раз великий султан забывался в бреду. И вот он решил призвать к себе своих родичей, чтобы объявить, кто из них получит главное наследство — власть над родом, Египтом и Сирией.

Султан рек, что в случае его кончины власть перейдет в руки его брата, аль-Адиля. И тут же, на одре болезни, Аллах открыл султану горькую истину: его собственный род, как и род Зенгидов, как и роды всех великих правителей прошлого, обречен на распри. Сын эмира Ширку, Назир ад-Дин, громогласно объявил, что он остается старшим в роду и что власть над Египтом некогда досталась Юсуфу, сыну Айюба, только благодаря доблести Асада ад-Дина Ширку, его неизбывному желанию очистить Египет от ереси и подчинить страну великому атабеку Нур ад-Дину. И раз так, заключил свою речь двоюродный брат султана, то теперь по всей справедливости настает черед властвовать прямому наследнику египетского везира Ширку.

Сердце султана разгорелось гневом и болью, но он не показал вида. Озноб вдруг отступил. И что же! Не прошло и двух дней, как султан Юсуф стал поправляться, и по всему дар аль-Исламу в мгновение ока разнеслась весть о его чудесном выздоровлении. Эта весть и самого Изз ад-Дина Мосульского поразила, как удар грома. Ибо как иначе объяснить то, что он сразу отправил к султану своего посла с предложением о мире. Он был готов утвердить имя султана в пятничной молитве, то есть тем самым признавал себя его подданным, и даже обещал быть союзником в войне с неверными. За это Изз ад-Дин просил султана отступиться от Мосула и передать во владение земли, считавшиеся священными для рода Зенгидов.