Андрей Тюнин: Свенельд или Начало государственности

Счастливы те, кто могут заметить свое счастье и воспользоваться им себе во благо. Мы это сделать не сумели. Рода стали отпочковываться от племени, от них в свою очередь отделялись свежие ветви во главе с сыновьями вождей, боявшихся так и не дождаться своей очереди стать первыми среди равных – мы передаем власть от брата к брату, а не от отца к сыну – и страшная война разверзлась между когда-то единым народом, разоряя и обескровливая нас несколько десятилетий подряд. Многие князья, в том числе и я, пытались остановить ее, встав во главе племени, однако, все так запуталось, что, наверное, только постороннему правителю под силу прекратить распри и пойти дальше – ведь и в соседних племенах нет прежнего единения, а новый чужеродный враг рано или поздно вторгнется в обжитые нами земли.

Я видел тебя в бою, – теперь русич обращался непосредственно к Рюрику,

– наблюдал за тобой и во время борьбы с огнем. Ты мог бы попытаться объединить многострадальный народ, а мой брат Олег и сын Вадим помогли бы тебе, – теперь он не растягивал слова, а произносил их шепотом, – ты же в свою очередь удержал бы их от вражды. И стройте…стройте города…

Единственный глаз раненого вдруг мигнул и закрылся, голова откинулась назад и уперлась в спинку скамьи, словно все, что хотел сказать, он сказал, и ничто больше не задерживало его среди живых.

Вадим подошел к отцу, одной рукой придержал его голову, а другой резко выдернул обломок стрелы из растерзанной глазницы. Ни капли крови не вытекло из рваной раны, только рука мертвеца лежавшая на столе сжалась в кулак, и дрогнуло веко уцелевшего глаза.

– Мы хотели сразу же удалить стрелу, но брат убедил нас, что весь его разум сосредоточился в ее наконечнике, – хрипло произнес Олег и, закрыв лицо руками, выбежал из зала.

Молча, мы последовали за ним.

Жутко начинался наш первый день в стране русов, в стране, которая должна была стать для нас второй родиной.

Олег так стремительно покинул нас, что мы не смогли его догнать – все-таки не пристало нам, сломя голову, нестись прочь из дома, где нас приняли с надеждой и благославлением. Я чувствовал, что Рюрику надо было осмыслить услышанное, укрепиться в своем решении, а то, что оно принято – я не сомневался: отступать он не привык, да и выбора у него, по существу не было.

Все по-прежнему молчали и, не сговариваясь, брели к покинутому вчера перед боем драккару мимо обгорелых построек, мимо плотников уже окорявших принесенные из леса сырые бревна, мимо перепачканных сажей детишек, самые смелые из которых подбегали к нам вплотную и некоторое время следовали за нами, восхищенно размахивая ручонками.

Драккар никем не охранялся, но вся добыча, захваченная у франков, несомненно, оставалась нетронутой. Теперь она могла пригодиться, и ее следовало разделить на две равные части – одна Рюрику, другая, в свою очередь, разделенная на пятерых – остальным. Таков был обычай нашего рода, но теперь, на новой земле, с новым народом, поклонявшимся иным богам и имевшим неизвестные нам традиции и законы – как мы должны были поступить с этими, варяжской кровью омытыми трофеями?

Рюрик впервые за сегодняшний день выразительно взглянул на меня – я изучающе скользнул по лицу Дира, вдруг вспомнив его первую откровенную реакцию на решение откликнуться на призыв русов – и предощущение разверстывающейся трещины в отношениях между нами заставило меня чуть сдвинуть брови к переносице, а образовавшаяся складка между густыми бровями насторожила конунга и многое поведала Рюрику. Позднее я старался избавиться от привычки хмуриться во время неприятия будущих назревающих действий, и лишь Рюрик безошибочно предугадывал по моей переносице возможную развязку неминуемых событий, пытаясь их отсрочить или, наоборот, по-возможности, приблизить. Но и ему с каждым разом становилось все труднее читать книгу будущего по моему скупому на выражение чувств лицу.

Так и не дотронувшись до трофеев, мы вернулись в поселок, где у ворот нас встретил Олег, сообщивший, что еще один человек с нетерпением ждет встречи с нами. Им оказался старый варяг, раненый стрелой Дира и взятый в плен вместе с пытавшимся его спасти русичем. Он лежал на лавке в отведенном нам жилище, и, несмотря на ранение и плен, совсем не выглядел обреченным и расстроенным.

– Давно не встречал настоящих воинов, тем более воинов с моей родины, – начал старик, и мы поняли, что его язык слегка заплетается от выпитого меда, – я думаю, вам интересно узнать кое-что о славянах, среди которых я провел столько лет, сколько старшему из вас.