В присутствии Горыса и Щепы он вызовет меня на поединок, считая его справедливым выходом из щекотливой ситуации.
– Свенельд, пойми, я уверен – только она может родить мне сына, но отнять ее у тебя по праву князя и конунга я не могу – ты единственный, кто остался со мной из нашего рода – пусть все решится на поле брани.
– А Горыс и Щепа присутствуют, чтобы и русичи и варяги не могли усомниться в справедливости поединка, если ты погибнешь от моей руки?
– Ты всегда угадывал мои мысли.
– Я думаю, мы будем драться до полного изнеможения, и когда мечи станут тяжелы для нас, а мышцы рук непослушны – будем рвать друг друга зубами, словно дикие звери, но и тогда не выявим победителя. Ты этого хочешь?
– Нет
– Что ж, один из нас может ненароком наткнуться на меч другого.
– Мне этого не надо.
– Мне тоже, – скажу я, воткну меч в землю и сяду, подпирая его спиной.
Он поступит так же, и разбушевавшееся пламя в его душе уже не будет пугать меня своей необузданностью. Щепа и Горыс, облегченно вздохнув, скроются, увидев первый результат откровенного разговора.
– Что ты решил, Свенельд?
– Я бы спросил, кого предпочтет она сама.
– Спросить женщину?!
– Хорошо, спроси меня, кого предпочтет она.
– Я знаю твой ответ.
– Поверь, точно так же ответила бы и Ната.
Мы будем мирно сидеть на примятой траве лицом к лицу, и рукоятки мечей за головами нагреются на солнце и будут подрагивать под давлением несгорбленных спин, и издалека покажется, что это наши головы беспрестанно кивают в знак согласия. Мы обо все договоримся, и никто, даже Ната не помешает нам не доверять друг другу.
Она уйдет к нему, и, теперь видя ее, я буду предельно холоден и неразговорчив, и она будет отвечать мне тем же, и даже воспоминания о Шехонских встречах померкнут и затеряются в дебрях суеты как дикая ромашка в порослях пахучей конопли. Но как-то я замечу ее доверчиво беседующей с Горысом – брату и сестре будет о чем поделиться, – и жало ревности разворошит остывающую золу моего пепелища. Я брошусь к ней, а слова застрянут в глотке, и виной тому будет не волнительный спазм – просто сказать мне будет совершенно нечего, и снегопад необременительного равнодушия придет на смену любовному наводненью.
Теперь и я без унылой тоски о прошлом, буду ждать от Наты того же, что и Рюрик – рождения зеленоглазого мальчика, наследника, о котором упоминал мне Пелгусий и, которого я видел в своем многообещающем и до конца неразгаданном сне.
И дни тянулись как года, и года пролетали как дни.
Новгород отстроился заново и стал еще многолюднее, разноязычнее и богаче. Никто не покушался больше на жизнь и власть Рюрика, и мы – Олег, Горыс, Степан и я, Свенельд, были заняты бесконечными походами вглубь славянской земли, выполняя наказ князя – укреплять союз северных славянских и финских племен, основывая поселения и обеспечивая мирную жизнь их обитателей. Не обходилось без мелких стычек с пограничными народами, становившимися через год-два нашими добрыми соседями, а затем и союзниками, без легких ранений забывавшимися до того возраста, когда ноющая боль в членах начнет восприниматься как непреложное напоминание о приближении старости, без потерь, горечь утраты от которых горьким осадком скапливалась на глубине бездонной души.
Первые годы Рюрик возглавлял далекие походы, но постепенно участвовал в них все реже и реже, подолгу оставаясь в Новгороде в обществе Щепы, приобретшего на него неслыханное влияние. Случалось с утра до позднего вечера они запирались вдвоем в башенном помещении детинца, захватив с собой гору ячменных лепешек и кувшин безупречно-кристальной воды из новгородского источника, прозванного народом «железным ключом». И только я и Ната знали, чем они занимались и имели право нарушить их уединенье. Тяжелые, многостраничные книги, обернутые разноцветным сафьяном, по наказу князя доставляемые поклонниками Велеса из Царьграда, Русенборга, Киева и других городов, стали предметом их совместной страсти, и порой создавалось впечатление, что единственное, что волнует Рюрика – хватит ли запаса воска для свечей, используемых в долгие зимние вечера затворничества. А летом постройневший князь и высохший, словно сучковатая жердь, Щепа любили бродить по лесам или уплывать на малой расшиве за изгиб Волхова подальше от людских глаз и ушей и наслаждаться беседой о прочитанном, перемежая ее молчаливыми раздумьями, навеянными окружавшей невспугнутой природой. Наследник не появлялся, не было ясности, как относиться к полянам, столкновения с которыми становились регулярными и силы которых ежегодно возрастали не менее наших, без серьезного дела кисли варяги – но странно – никто не роптал, все были довольны, порядок креп, как крепла молва о спокойствии и процветании возрожденной державы, и даже Ната по-прежнему лелеяла Рюрика синевой влюбленного взора.
Читать дальше