Валентин Рыбин - Азиаты

— Чушь собачья. — Татищев шмыгнул носом и цинично засмеялся. — После Бутурлина и сержанта Шубина Надир-шаху делать нечего с Елизаветой… — Оба рассмеялись в один лад, и Голицын прибавил:

— Не знаю, сладилось ли дело у Надир-шаха с Елизаветой, но у слонов шахских бунт произошёл. Сказывал мне на днях курьер из коллегий иностранных дел, прибывший в Астрахань, осердились де слоны-самцы, требуя самок, сорвались с цепей и пошли по улицам, громя всё подряд. Один ворвался в сад, изломал деревянную изгородь и бежал на Васильевский остров. А там разорил чухонскую деревню. Вот любовь до чего доводит!

— Странные привычки у нынешних государей, — рассудил Татищев. — Чуть возвысится какой-нибудь на престоле, так у соседних правителей дочерей в жёны требует.

— Только ли дочерей! — возразил Голицын. — Шах персидский одной рукой к телесным прелестям нашей принцессы тянется, а другой сметает солдат русских в Гиляни, Баку и Дербента. Персы добрались до Крестового перевала — оттуда казаков наших погнали, а ещё раньше гребенские казаки уступили ему средний Терек, Не пришлось бы полки из России запрашивать к границам Кавказа. Впрочем, что ж, Василий Никитич завтра я еду в Дербент, туда направляет свои стопы шах персидский, оттуда доложу обстановку.

— С туркменцами как? — поинтересовался Татищев, — Вправду ли, что их с миллион к нашим границам прикочевало?

— Вот, изволь, на днях я получил прошение от туркменских старшин с Мангышлака. Весной я посылал туда капитана Тебелева с мукой для беженцев. Вернулся он, рассказал: к моменту его прибытия на Мангышлак туркмены уже успели отойти на свои прежние кочевья. Тебелев застал на Тюб-Карагане лишь незначительное число кочевников…

Татищев повертел в руках письменный рапорт Тебелева с приложенным прощением туркмен, переведённом на русский язык, прочёл вслух:

— «Ныне присланной из Астрахани муки четвёртой доли народу нашему не досталось. Для того господина губернатора князя Михаила Михайловича просим нынешнею осенью прислать до нас нагруз на двух казённых судах муки, о чём мы, здешние старшины, особливо объявили присланному от вас Гавриле Ивановичу в приказщику…»

— Кто таков Гаврила Иванович? — спросил Татищев.

— Тебелев, кто же ещё, — отвечал Голицын. — Кстати, обрати взгляд на последнюю строку послания, Татищев прочёл:

— «А ныне в Хиве определён ханом Нурали-хан: в Бухару и Хиву послов отправьте с толмачом». — Татищев свернул послание и отложил в сторону. — С этого послания и начну дела с Хивой и туркменами. Хан Нурали, если не ошибаюсь, младший сын Абулхайра? Обоих хорошо знаю — и отца, и сына. Меньшая орда вновь оседлала хивинский престол, а сама в нашем подданстве состоит… Стало быть, и хивинское ханство вместе с Нурали-ханом должно быть под эгидой русского государства. Думаю, надо подсказать Остерману, чтобы приготовил присяжные листы и чтобы Нурали-хан подписал их.

— Князь Урусов, небось, об этом уже подумал, — предупредил Голицын.

— Не помешает и мне заняться Хивой. Право дело. давно тщусь почерпнуть сведения о тамошней азиатской жизни… для истории хотя бы.

— История нами самими пишется, — сказал князь Голицын. — Анна Иоановна ныне отбыла в вечность, Волынский тоже… А знаешь ли ты, в Астрахани в сии дни пребывает трухменец один… Тебелев его привёз о Мангышлака. Приехал тот джигит с конями, купленными у Надир-шаха для Анны Иоановны. Был у меня сей туркмен, просил отправить лошадок ко двору императорскому, но я велел обратиться к новому губернатору, то, бишь, к тебе. Мне-то уже некогда заниматься син делом…

— Что ж, приму туркмена, — пообещал Татищев.

На другой день князь Голицын отбыл из Астрахани, шкоут его поплыл к Каспию, оттуда — в Дербент. Татищев приступил к обязанностям астраханского губернатора. Начал с того, что принял посланца Надир-шаха с письмом, в котором персидский повелитель выражал недовольство по поводу того, что русский комендант в городе Кизляре отказал шалу в продаже коней. «Разве у Персии и России нарушились дружеские отношения?» — спрашивал шах. В другой строке притязания ещё более строги: родной брат Надир-шаха Ибрахим-хан два года назад, замиряя горцев, погиб в Дагестане. Пользуясь поражением персидского отряда» русские казаки на Тереке не только не пришли на помощь Ибрахим-хану, но и бесчестно ограбили побитых персов — уведено ими 109 лошадей и отнятно 2462 рубля.

Татищев, смущённый дерзостью Надир-шаха, но ещё больше инструкцией коллегии иностранных дел: держаться по отношению персидского шаха дружелюбно, не чинить никаких препятствий, дабы не разрушить дружеских отношений, строго распорядился, издав указ: кизлярского коменданта сменить. Горцам Андреевской деревни возобновить продажу коней шаху… Другим указом велел поручику Крашеву найти угнанных андреевцами 109 лошадей у персов и деньги в размере 2462 рубля.