Грегор Самаров - На троне великого деда

По приказанию государыни Бломштедт без затруднения и без задержки получил свой дорожный паспорт для возвращения на родину, и на следующий же день сел на английский корабль, направлявшийся в Киль. Русская земля словно горела под его ногами. К его страстному желанию снова увидеть родину и милую Дору, образ которой, после долгого забвения, стал рисоваться его душе в ещё более привлекательных, чем прежде, красках, присоединялся страх, не опоздает ли его известие об оправдании Элендсгейма, так как последние полученные им с родины письма говорили о возрастающей слабости несчастного отца его любимого друга детства и как бы намекали на возможность рокового конца. Правда, Дора не обмолвилась ни словом напоминания или упрёка по поводу его затянувшейся поездки, но тон серьёзно-печальной покорности, которым были проникнуты её письма, пробудил в нём самом укоры совести и горячее желание скорей вернуться на родину, чтобы привезти любимой девушке утешительные вести об исполнении им своего обещания. Он считал часы долгой в то время дороги, замедлявшейся ещё встречными ветрами, и уже начинал жалеть, что избрал морской путь; он сделал это потому, что считал его скорейшим и надеялся таким образом быстрее покинуть границы русского государства, ведь пока он находился на русской земле, он всё ещё должен был страшиться смертельно оскорблённого Орлова, которому могло бы удаться отклонить великодушный порыв императрицы; весьма возможным казалось и то, что при настоящем положении дел в России могущественный фаворит, без ведома и воли императрицы, мог дать почувствовать ему свою месть.

Наконец Бломштедт прибыл в Киль и поспешно, на курьерских лошадях, поехал к себе домой.

Весь служащий персонал замка Нейкирхен сбежался, и клики радости наполнили воздух, когда раздался звук почтового рожка и молодой человек въехал во двор родительского дома. Старый барон фон Бломштедт спустился вниз и принял в распростёртые объятия своего сына, которого уже окружили старые слуги дома, целуя его руки. Волосы старика сильно поседели и почти не отличались от цвета посыпанной на них пудры, черты его лица носили следы тяжёлых забот. Долго держал он сына, прижав его к своей груди, слёзы текли по его щекам, а губы, казалось, тихо шептали благодарственную молитву.

Молодой человек был несколько удивлён этой встречей, искренняя сердечность которой не вязалась с той строго суровостью, которую отец всегда проявлял к нему.

На лестнице его встретила мать, и она, эта всегда тихая спокойная женщина, обняла его с рыданиями и покрыла его лоб и щёки нежными поцелуями.

Вскоре молодому барону стали понятны чувства его родителей. Вследствие замедления его путешествия до них раньше него дошли вести о совершившемся в Петербурге перевороте, а при трудности сообщений того времени и замкнутости русской границы эти вести были дополнены самыми ужасными и преувеличенными слухами. Рассказывали, что в Петербурге происходили кровавые битвы, а голштинская гвардия и вся свита низложенного императора были изрублены. Барон и баронесса Бломштедт считали своего сына погибшим; суровое и гордое сердце старого барона было глубоко потрясено мыслью о бесславной смерти в чужой стране единственного наследника его имени и владений; теперь же как он, так и его супруга во внезапном появлении своего единственного ребёнка, считавшегося мёртвым, увидели чудесное проявление особенной милости Божией.

Когда оба старика вместе с сыном вошли в ту комнату, где в последние дни переживали свою скорбь, они бросились на колена, и всегда строгий и замкнутый в себе барон громким голосом вознёс к небу свою молитву за своего возвращённого ребёнка.

Затем молодой человек должен был рассказать обо всём, что он пережил. Пока он описывал потрясённым родителям роковые события, свидетелем которых он был, и опасности, которым он подвергался, слуги приготовляли на дворе из всего, что было лучшего в доме, великолепное угощение. Всем хотелось отпраздновать этот радостный день возвращения молодого барона.

С глубокой серьёзностью и часто вытирая свои глаза, не стыдясь супруги и сына, от которого он обыкновенно гордо скрывал свой внутренний мир, старый барон внимательно слушал своего сына, а затем ещё раз крепко и искренне прижал его к своей груди и произнёс:

— Божия рука тяжело поразила нашего герцога… Да простит ему милостиво небо вину, последствия которой он несёт на себе!.. Нам не подобает решать вопросы будущего, наша благодарность и наша преданность принадлежат императрице, которая была милостива к нашему сыну, сохранив нам его, и великому князю, нашему герцогу, за которого дай ей Бог счастливо управлять страной. Ну а теперь пойдём, — добавил он со счастливой улыбкой, — слуги ждут; им доставит большую радость после такого долгого отсутствия и пережитого страха за твою судьбу вновь послужить тебе, их будущему господину, наследнику здешнего дома. Дай руку твоей матери! Сегодня тебе должны быть оказаны все почести, ты исполнил свой долг, ты поступил мужественно и благородно, как подобает дворянину, я вижу, что честь и имя нашего древнего рода будут возвышены тобою.