Дмитрий Дмитриев - Два императора

Это для бедной женщины было новым ударом. Её сын, вся её надежда, оказался преступником. Его может спасти один только князь Гарин, отец Николая.

Марья, не мешкая, отправилась в Каменки. Сколько выстрадала она, переступая порог княжеского дома…

«Господи, подкрепи меня, дай мне силы! Что я скажу князю? Как посмотрю на него? Он, чай, давно меня забыл. Как стану просить его за Николая? Неужели я должна сказать князю, что мой сын — и его сын? Если и скажу, то поверит ли? Пусть не верит, только бы спас сынка-то; чай, в острог посадили; ему, сердечному, острог-то хуже смерти кажется», — так думала Марья, идя за Федотычем по роскошным залам княжеского дома.

— Что тебе надо? — ласково спросил у Марьи князь.

— Князь, ваше сиятельство, спаси мне сына, — захлёбываясь слезами, сказала бедная женщина, опускаясь на колени перед князем.

— Встань, я не люблю поклонов.

— Не встану, ваше сиятельство, до тех пор, пока ты не скажешь мне милостивого слова.

— Встань и расскажи, какого сына спасти?..

— Моего, князь, сына — Николая.

— Какого Николая? — не догадываясь, спросил у Марьи князь.

— Того, что жил в твоей княжеской усадьбе.

— Как, Цыганов твой сын? — с удивлением воскликнул князь.

— Сын, единая моя отрада — спаси его, ваше сиятельство!

— А знаешь ли ты, что он сделал?

— Знаю, князь, всё знаю, вот и пришла я просить у тебя милости!

— Напрасно просишь, я не потатчик негодяям: он примет должное ему наказание.

— Смилуйся, ваше сиятельство!

— И не проси! Да я и не могу, он в руках у властей. Иди в суд и проси. А я ничего не могу для тебя сделать.

— Не можешь, ваше сиятельство, не можешь! — не сказала, а простонала бедная Марья.

— Да, не могу.

— Не хотела я говорить, а придётся. Вышли, князь, старика из горницы, — твёрдым голосом проговорила Марья.

— Это зачем?

— Так надо, ваше сиятельство, слово у меня к тебе есть, такое, что при других его сказать нельзя, зазорно будет.

— Ступай, Федотыч, нужен будешь — позову.

Старик камердинер тихо вышел.

— Ну, говори же, что у тебя за слово до меня?

— Сейчас, ваше сиятельство, сейчас. Господи, подкрепи, помилуй… — Марья усердно перекрестилась. Князь с удивлением на неё посмотрел и сказал:

— Мне недосуг, если есть что говорить, говори!

— Николай-приёмыш — твой сын, князь, — чуть слышно сказала Марья.

— Что, что такое? Повтори! — не веря своим ушам, спросил князь.

— Говорю, Николай — твой сын.

— Ты или полоумная, или злая обманщица, пройдоха! Кто ты? Говори! — выходя из себя, крикнул Владимир Иванович.

— Не узнал, князь?

— Я совсем тебя не знаю.

— Видно, за двадцать годов много переменилась. Эх, ваше сиятельство, постарела я, не признал ты Марью…

— Марью… Тебя звать Марьей? Неужели!.. — князь не договорил, он задыхался от волнения.

— Марья, князь, та, что была женой твоего садовника Никиты, припомни.

— Теперь вспомнил; ты Марья, а Николай?..

— Наш сын, ваше сиятельство.

— Постой, постой, я помню, ты писала, что наш сын умер и похоронен; я это хорошо помню.

— Схоронен не он, а другой, ваше сиятельство, а Николая подкинули к твоим княжеским воротам.

— Боже, Боже! Я думал, ты и наш сын давно померли. Я просто не могу прийти в себя! Николай, приёмыш — мой сын, тот самый Николай, который хотел силою жениться на Софье, на своей сестре. Что же это? Я просто с ума сойду. Ты — Марья. Да, я теперь тебя узнал. Что же ты в двадцать лет не дала ни одной о себе весточки?..

— Зачем, князь?

— Как зачем? Я… я любил тебя. Я верю тебе, твои глаза не могут лгать. Я освобожу Николая… нашего сына. Сейчас же иди… поезжай в Кострому Я тоже поеду. Я хочу видеть Николая, — прерывистым голосом говорил князь.

— Спасибо, ваше сиятельство, Господь тебе воздаст.

Марья вышла из кабинета князя с радостию на сердце. Князь обещал возвратить ей сына: что может быть больше радости для её материнского сердца? Она в Каменках подрядила подводу до Костромы. А князь Владимир Иванович, между тем, сильно волновался и быстро расхаживал по кабинету. Да и было с чего ему волноваться! Сын, которого он считал умершим, нашёлся. Двадцать лет Николай жил в Каменках, и князь не знал, что это его сын. В продолжение этого долгого времени он не многим отличал Николая от прочих дворовых, а в его жилах тоже течёт кровь князей Гариных.

— В продолжение долгих лет я чуть не всякий день видел Николая и не знал, что он мой сын; хоть многим он отличался от других моих дворовых, но я не мог его отличить. Николай одарён природным умом, пылким сердцем, он герой — за храбрость получил чин и крест. А его поступок с Софьей надо приписать увлечению, пылкому сердцу. Он весь в меня, и я, в былое время, не прочь был поухаживать… Я постараюсь исправить несправедливость и свою ошибку, я окружу довольством и Николая, и его мать. А как переменилась Марья… Я бы её не узнал, если бы она не сказала; хорошая она, добрая, покорная… — говорил старый князь.