Дмитрий Вонляр-Лярский - Грех у двери (Петербург)

И вдруг вспомнил… Как-то в Москве после скачек отец Софи, подговаривая компанию на кутёж, осведомился: «А вы, Адашев, с нами?» В ответ, как небогатый и осторожный человек, он сделал оговорку: «Охотно, если на скромных началах». Князь Луховской чуть улыбнулся. Его потасканное лицо стареющего жуира сразу будто помолодело и стало необыкновенно схоже с лицом дочери… «На скромных началах?.. — вопросительно повторил он и поспешил добавить: — Если прикажете, ладно, извольте!» Но в голосе его был оттенок снисхождения к человеку, принуждённому стесняться в таких расходах.

Поступь флигель-адъютанта стала как-то менее уверенной…

Его раздумье прервали посторонние.

Навстречу, в белых чулках по колено, выступал нарядный царский скороход. На нём был головной убор из кудрявых длинных перьев, свисавших щеголевато над правым плечом. Он нёс под мышкой министерский портфель тиснёного сафьяна.

Сзади, в вицмундирном фраке, с красной орденской лентой над низким жилетом, шёл, потирая руки, министр иностранных дел Извольский [149] Извольский Александр Петрович (1856–1919) — дипломат, министр-резидент в Ватикане (1894–1897), посланник в Белграде, Мюнхене, Токио, Копенгагене (1897–1906), с 1907 г. — министр иностранных дел Российской империи. .

Помятое, слегка обрюзгшее лицо нестарого ещё сановника отражало обычно одно пресыщение и напускную деловитость. Но каждую среду, возвращаясь с царского доклада, он неизменно бывал на полчаса охвачен каким-то смутным верноподданническим упоением. Он испытывал нечто вроде мистического чувства, которое окрыляет после причастия богобоязненную старушку: сподобилась!..

Сановник приветствовал Адашева с подкупающей благожелательностью.

— Меня всегда волнует ваше сходство с покойной матушкой; святая была женщина, — слащаво проговорил он, опуская тяжёлые веки, и поглядел задумчиво на свои зеркально отполированные ногти.

Министр, конечно, знал уже, что флигель-адъютант был доверительно командирован с письмом в Роминтен, но — стороной. Государь не проронил ему об этом ни слова, а заикнуться самому было рискованно.

Извольского душило тщеславие. Призванный недавно на министерский пост с прямым указанием ликвидировать биоркское соглашение, он жаждал упрочить за собой престиж проникновенного дипломата. Новые сношения царя с германским императором помимо него несказанно смущали министра. Как угадать, чего ему теперь держаться в текущей политике? Надо попытаться разузнать, откуда ветер. Ведь иначе — не ровен час! — внезапно: больше не угоден и смещён.

Дипломат медленно ввинтил в глаз монокль в черепаховой оправе и предложил:

— Не пообедаете ли со мной завтра в яхт-клубе?

Адашев едва удержался от улыбки: так он ему и разболтает!..

— До чего годы бегут! — воскликнул на прощанье сановник. — Как сейчас помню себя юным секретарём на свадьбе ваших родителей в очаровательной висбаденской церкви.

Покойные родители! Адашев ужаснулся при мысли, сколько воды утекло с тех пор, как сам он стал взрослым. Каким далёким, например, казалось время, когда по окончании университета он отбывал льготную повинность в конной гвардии. Его семье пришлось в тот год решиться на продажу перегруженного закладными родового имения. Оставаться в полку после производства в офицеры представлялось безрассудным. Он подумывал даже о том, как бы вовсе не служить, а попросту заняться делами. Работать, но разбогатеть! Богатство значит — независимость… «Не срами нас, Алёша, pourquoi te declasser? [150] Зачем терять лицо? (фр.). — разволновалась его мать, уже едва перемогавшая сахарную болезнь. — Лучше всячески сократимся. Проживёшь, даст Бог, и так!» — «Мать твоя права, — убеждённо поддержал отец, всюду признанный образцом такта и порядочности, — конная гвардия тебе прямая дорога. А погоня за наживой, что это за карьера? Изображать биржевика или огостинодвориться — не барское, голубчик, дело».

Машинально зашагав опять, Адашев стал перебирать в памяти других знакомых стариков: у всех те же нелепые воззрения!

Он с досадой повёл плечом.

Внезапно скептическое чувство к уходящему поколению переплелось в его сознании с другим: те по крайней мере знали, чего хотели, и верили, чему служили. А вот в нём всё только бесплодное умствование! И жизнь идёт без смысла и цели.

Дверь в соседний бальный зал была притворена. На потемневшем красном дереве её выделялся сочный бронзовый картуш [151] Картуш — украшение в виде щита или полуразвёрнутого свитка над парадными входами в здания или над дверьми внутри зданий. : античный шлем, мечи и латы — излюбленные атрибуты александровского ампира [152] Александровский ампир — стиль в архитектуре и декоративном искусстве первых трёх десятилетий XIX века (период царствования Александра I), завершивший развитие классицизма. Его отличают лапидарные, подчёркнуто монументальные формы и богатый декор (военные эмблемы, орнамент), опора на художественное наследие императорского Рима, древнегреческой архаики, Древнего Египта. Стиль воплощал идеи государственного могущества и воинской славы и сложился в период империи Наполеона I во Франции. . Флигель-адъютант рассеянно положил руку на дельфина, украшавшего золочёный чеканный замок, и вошёл.