Александр Бруссуев: Не от мира сего 2

— Да ладно тебе дурачиться, у меня к тебе разговор, — говорил он на вица-тайпальском языке, причем, достаточно свободно. — Точнее, у тебя ко мне разговор.

Весь облик этого человека говорил о недюжинной силе: длинные толстые руки, доходящие чуть ли не до колен, мощные кривые ноги, широкие плечи. Выражение лица было таким притягательным, что люди, попадавшиеся навстречу, уступали ему дорогу, старательно отворачиваясь в сторону. Собаки — так те просто в обморок падали, даже натасканные на волков. Маленькие глаза, глубоко упрятанные под могучими валиками бровей, не имели никакого выражения при любой ситуации. Кроме одного — смерти. Если находился храбрец, который выдерживал взгляд этих глаз, то он, без всякого сомнения, был слепым. Лоб вообще отсутствовал, жесткие, как щетина, черные волосы начинались сразу же над бровями. Короче говоря, внешность полностью соответствовала тупому сукину сыну, как его мог вообразить любой творческий человек (где-то подобное уже упоминалось — в "Мортен. Охвен. Аунуксесса", примечание автора). Но внешность, как то бывает довольно часто, обманывает.

— Ты что ли — Мишка Торопанишка?

Хийси только вздохнул в ответ. Ему было неспокойно с того самого момента, когда убежал из-под деревни Терямяки, бросив попа на произвол медведя. Ярлык, мелькнувший в руке священнослужителя, изображал острие копья, а terä — тоже "острие" (в переводе, примечание автора). Такие совпадения, если и бывают случайными, то все равно ничего хорошего за собой не влекут.

— За тобой "заклятые" идут.

— Какая жалость, — ответил леший и поморщился.

Бывшие люди по своему облику ничем от людей не отличались: были румяными, аккуратно одетыми и казались вполне нормальными, если бы не тот факт, что их способность улыбаться была равна нулю, или так стремилась к нему, что никто и никогда не мог припомнить "заклятого" улыбающимся. Да, редко, кто мог запамятовать о случайной, либо — не очень, встрече. Мертвые никогда и ничего не забывают, а жизнь после такого общения сохранялась нечасто. Во всяком случае, нормальными людьми.

"Заклятые" болтались по лесу, как правило, в одиночку. Собираться в ватаги им не позволяла гордость, расцвеченная той или иной причастностью к "нечистой силе". В этом и было их главное несчастье, потому что проклятие, принятое человеком в самом раннем детстве, заставляло бедолаг нести свою скорбь только самому, без какой бы то ни было помощи и сострадания, всю свою недолгую жизнь. Мишка подозревал, что "заклятым" делались только те, чья душа принимала это заклятье. Иные умирали.

— Твое дело, — сказал незнакомец, однако уходить не собирался.

У Воттоваары всегда можно встретить нелюдей, уж такая гора, где на вершине покоятся огромные камни прямоугольной формы, кромлехи и сейды, а также "stairway to heaven" (лестница в небо, если полагаться Led Zeppelin, примечание автора) из тринадцати ступеней. По ней, если верить кельтам, подымался Аполлон, дабы совершить путешествие к Стоунхенджу. Причем, это всегда был полет в один конец, обратно из Уэльса он возвращался, как ему заблагорассудится. Кто-то из пращуров, далеких от истины, даже прозвал его Велесом, "Уэллесом", полагаясь на название далеких мест, откуда он и прибыл. А корона Бога-Оленя из ветвистых сверкающих рогов и вовсе вводила в заблуждение полуграмотных и ужасно боязливых людей, наделяя его сомнительным титулом "скотьего" бога. Ну что же, всяк может ошибаться, а отказывающие себе в возможности думать — так вовсе живут во тьме. Поэтому и ночей у них никогда не бывает белых. Поэтому и прикрепилось к ним прозвище peto (обман, предательство, в переводе, примечание автора), выхолощенное в "быдло".

К наделенной своей магической памятью горе всегда стекались нечеловеки со всего континента. Всегда находились существа, застрявшие в земном мире не по своей воле, пытающие случай убраться отсюда восвояси. Даже у них были свои понятия о честности, порядочности, кодексы Веры. Принять зарождающуюся "демократию" могли и жаждали не все. В самом деле, "демократия" — это всего лишь власть демонов. Бог-самозванец ломится в реалию, и его воинство пошло в наступление, обрастая единомышленниками. К несчастью, только люди способны жить во лжи, отравляя весь мир вокруг себя. Поэтому-то и говорили старики, помнящие Истину: "Демократия в аду, а на небесах — царство" (забытая поговорка, обнаруженная аналитиком Юрченко А. В.).

Но ныне слишком мало осталось на Земле врат, способных избавить нелюдей, ставших, вдруг, "нечистью" от сомнительного счастья жить, окруженными неправдой. Даже обладание крупицей истины делалось опасным. Гора Воттоваара, подзабывшая гордую поступь Бога, не могла справиться с возложенными на нее надеждами. Считанные существа убирались прочь из негостеприимного мира. Остальным приходилось и дальше влачить свое существование под безразличным светом звезд Пояса Ориона, или, как их еще помнили в другом наименовании — Пояса Вяйнемёйнена.