Александр Бруссуев: Не от мира сего 2

Илейко не следовало идти к неприятелю, наоборот, всеми правдами-неправдами надо было выманить его к себе. Не всех сразу, пусть они и лешего стерегут, но отвлекутся на него, болезного. Что заботиться о Хийси — деваться ему некогда. Вот большой и беззащитный, как ребенок тролль — это другое дело. Он ведь тоже, как бы леший.

"Заклятые" леших ненавидели истово. Ведь именно их они считали виновниками всех своих бед. Вообще-то — правильно: Хийси уводил с глаз людских проклятых родителями детей семилетнего возраста. Иногда и младенцев уносил в лес, тех — которые во время родовых мук матери провозглашали ненужными. Как правило, такое могли себе позволить только бессовестные девки, жертвы похоти и беспутства.

Все дети рождаются с синими глазами, у "заклятых" же глаза темнеют во время родов. Если ребенок не нужен своему родителю, то он вовсе никому не нужен. Кроме "лешего". Так уж заведено. Погибнуть в лесу Хийси ему не дает, ни от голода, ни от холода, ни, тем более, от диких зверей. И любви не дает — потому как не умеет, педагогическим тонкостям не обучался. Вот и вырастают дети в равнодушных и, зачастую, бессердечных людей. Дичают, но дурная наследственность берет свое. Это только спустя века найдется политик, лицо государства, провозглашающий: "Брошенные дети (в случае реплики — воспитанники детских домов) — это государственная элита" (Астахов, из президентской свиты начала 21 века, примечание автора).

Дурная кровь дает дурное восприятие мира. Понятия "добра" и "зла" меняются местами, или напрочь исчезают, как у животных. Вот только в отличие от зверей человек подчиняется не исключительно инстинктам, есть у него много другого, способного превратить homo sapiens в homo immorales.

В частности, издеваться и глумиться над слабыми. Илейко полагал, что, как и любое человеческое существо, обуянное бесами, "заклятые" не упустят возможность посамоутверждаться над безвредной и неопасной тварью, кем он и должен был предстать пред их очами. К сожалению, он осознавал, что издеваться над безответными — становится отличительной чертой характера, присущей человечеству.

Также, кривляясь в направлении открытого берега, в первый раз у него возникло желание оказаться в трудности не в одиночку, а рядом с теми, на которых можно бы было положиться. "Сюда бы братцев Луку и Матвея Петровых, они бы учинили акробатические этюды!" — подумалось ливу, когда он в очередной раз завалился на землю, якобы для усугубления жалости и пренебрежения к себе. Конечно, на жалость рассчитывать не приходилось, но вот на остальное он надеялся. "Был бы здесь Дюк Стефан, он придумал бы настоящий выход из сложившегося положения!" "А если б тут оказался Сампса Колыванович, то и беды бы никакой не случилось — разметал бы всех супостатов по кустам, да и пошли бы себе дальше, слушая птичек!"

Но никого в помощь поблизости не было, только Мишка Торопанишка надрывался в своих потугах, не вылезая из оврага. Если у Илейки ничего не выйдет, то у лешего, пожалуй, и сил не останется, чтобы убежать. Да и толку-то — стрела между лопаток все равно достанет, как быстро ни беги.

Однако влияние Хийси чувствовалось: у Илейки волосы на затылке встали дыбом. А сам он, при стороннем взгляде, то пропадал на несколько мигов, возникая уже в другом месте, то контур его тела двоился, троился и временами меркнул. "Заклятые" не могли этого не видеть и, естественно, находили свое объяснение: глупый тролль пытается сгинуть, отвести глаза, но у него черта с два, что путное получится! Не могли они ничего иного предположить. Они обязаны были думать только так!

Сначала двое, потом еще тройка людей вышла из леса, растянулась полукругом, не давая Илейке возможности побежать вдоль берега. Это замечательно, это значит, что будут ловить его живым, чтобы помучить всласть. Он хоть и не тот леший, что был заказан, но для потехи тоже сойдет. А сволочь Мишка никуда не денется — некуда ему деваться. Только ни в коем случае нельзя смотреть на них в открытую, тем более — в глаза. Почувствуют мгновенно какой-то подвох и от греха подальше пристрелят, недолго думая.

Лив продолжал пятиться к озеру, как мог, изучая приближающихся к нему "заклятых". Были они примерно одного роста, да и возраста, наверно, тоже. Что же их, со всех лесов собрали? Не может быть, чтоб в Ливонии водилось столько отверженных. Как правило, рано или поздно, обычные деревенские мужики организовывали облаву и забивали насмерть дрекольем прибившегося к окрестностям гада. "Заклятые" не умеют жить, не чиня злодейства. Появляется такая тварь вблизи с людским поселением — начинает охотиться за детишками, либо за девками. И единственное спасение для людей от беды — смерть "заклятого". Бес он, а не человек, сожрал душу без остатка, только людская оболочка осталась. Значит — никакой жалости к нему.