Лью Уоллес - Бен-Гур

— Это верблюд с седоками, — сказал проводник.

— А других за ним нет? — спросил Бен-Гур.

— Один. Нет, еще всадник на лошади — погонщик, наверно.

Вскоре Бен-Гур сам смог разглядеть белого верблюда необычайных размеров, напомнившего чудесное животное, которое привезло Балтазара и Иру к источнику в роще Дафны. Другого такого быть не могло. Бен-Гур задумался о прекрасной египтянке, и незаметно рысь Альдебарана начала замедляться, превратившись почти в шаг, так что вскоре уже можно было рассмотреть полотняную беседку и двух седоков в ней. Что, если Балтазар и Ира? Объявиться ли им? Но этого не может быть — одни в пустыне! Пока он бился над вопросом, верблюд приблизился. Он услышал звон колокольчиков, увидел богатую сбрую, так поразившую зрителей у Кастальского ключа. Вот и эфиоп — вечный спутник египтян. Высокий зверь остановился рядом с Альдебараном, и Бен-Гур, подняв глаза, увидел саму Иру, глядевшую на него сверху своими огромными влажными глазами, полными изумленного вопроса.

— Благословение истинного Бога тебе, — дрожащим голосом произнес Балтазар.

— И тебе и твоим мир Господа, — ответил Бен-Гур.

— Мои глаза ослабели с годами, — сказал Балтазар, — но они убеждают, что ты — тот сын Гура, которого я видел почетным гостем в шатре Ильдерима Щедрого.

— А ты — Балтазар, мудрый египтянин, от кого я услышал святые предвестия, во многом благодаря которым ты находишь меня в этом пустынном месте. Но что делаешь здесь ты?

— Не пусто место, где пребывает Бог, а Бог — всюду, — серьезно ответил Балтазар, — но я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Недалеко за нами идет караван, направляющийся в Александрию через Иерусалим. Собираясь в Святой Город, я нашел эту оказию удобной. Но нынче утром, не выдержав медлительности движения — с караваном идет римская когорта, — мы встали рано и поехали вперед. От разбойников у меня есть печать шейха Ильдерима, а от хищных зверей защитит Бог.

Бен-Гур поклонился и сказал:

— Печать доброго шейха — надежный талисман в пустыне, и вряд ли найдется столь быстроногий лев, чтобы догнать этого царя своей породы.

Он похлопал по верблюжьей шее.

— Однако, — сказала Ира с улыбкой, не ускользнувшей от еврея, чьи глаза — надо признать — несколько раз за время беседы со стариком обращались к красавице, — однако даже ему не мешало бы подкрепиться. И цари знают голод и головную боль. Если ты в самом деле Бен-Гур, о котором говорил мой отец и которого я сама имела удовольствие знать, ты будешь рад показать нам ближайшую дорогу к животворящей воде, чей блеск сделал бы приятнее наш завтрак в пустыне.

Бен-Гур не медлил с ответом.

— Прекрасная египтянка, я рад видеть тебя. Если сможешь потерпеть еще немного, мы найдем источник, и обещаю, что его струя будет не менее холодной и чистой, чем воды более знаменитого Кастальского ключа. С твоего позволения, поспешим.

— С тобой — благословение жаждущего, — ответила она. — В свою очередь могу предложить тебе хлеб из городской пекарни и свежее масло с росных лугов Дамаска.

— Редкостные яства в пустыне. Едем же.

Через некоторое время путники спустились в неглубокое вади. Русло было гладким после недавних дождей и довольно круто уходило вниз. Оно быстро расширялось; вскоре с обеих сторон поднялись высокие стены с выступающими скалами, изборожденными низвергавшимися сверху потоками. Наконец путешественники въехали в прекрасную долину, после желтых, лишенных растительности просторов показавшуюся обретенным раем. Повсюду журчали ручьи, чье течение можно было определить только по белым полосам гальки, а между ними лежали острова травы, окаймленные тростником. Занесенные из долины Иордана, украшали этот оазис своими крупными цветами странствующие олеандры. В царственном одиночестве стояла пальма. Подножия окружавших низину стен обвивал дикий виноград, а под нависшим утесом приютилась небольшая шелковичная роща, указывающая на источник, которого искали путешественники. Туда и повел их проводник, не обращая внимания на посвистывающих куропаток и ярче расцвеченных пташек, вспархивающих из тростниковых зарослей.

Вода струилась из трещины утеса, которую чья-то заботливая рука превратила в сводчатую пещерку. Над ней крупными еврейскими буквами было вырезано слово БОГ. Резчик, очевидно, пил здесь, провел в долине много дней и таким долговечным способом выразил свою благодарность. Из-под свода ручеек весело струился по плите, испятнанной ярким мхом, и спрыгивал в кристально чистое озерко, откуда выскальзывал, чтобы, пробежав меж покрытых травой островков и вспоив деревья, исчезнуть в жаждущих песках. У берега озера можно было разглядеть несколько узких тропинок, в прочих местах мягкий дерн лежал нетронутым, что убедило проводника в возможности отдыха, не опасаясь вторжения людей. Лошадей немедленно отпустили пастись, а с опустившегося на колени верблюда при помощи эфиопа сошли на землю Балтазар и Ира, после чего старик обратил лицо на восток, благоговейно сложил руки на груди и помолился.