Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь

— Вот еще! — негодующе фыркнул Матиньон. — Хотел бы я посмотреть на того, кто осмелился бы напасть на фаворита герцога Анжуйского, брата короля, и на капитана его личной охраны!

Старшина отступил на шаг и, виновато улыбнувшись, пробормотал, сразу же сняв шляпу:

— Ваш друг прав, ваша милость, необходимо было принять меры предосторожности. В такой суете и при неверном свете занимающегося дня вас могли и не узнать. Счастье, что удалось добраться сюда без приключений.

— Хорошо, милейший, но как же мы пойдем дальше, у нас на лицах ведь не написано, что мы слуги герцога Анжуйского. Да и крестов нет на шляпах…

— Никто и не подумал остановить нас, — поддержал Матиньона Лесдигьер, — когда мы выходили из ворот Лувра. Кто посмеет задерживать дворян его высочества, которых к тому же все знают в лицо!

— Как только вернемся в Лувр, разнесу в пух и прах всю стражу, охраняющую ворота! — вскричал Матиньон. — Свора безмозглых остолопов! Никто даже не удосужился предупредить о крестах и повязках!

— Не беда, ваши милости, — раболепно заулыбался старшина, — это можно легко исправить.

Он обернулся и, поискав глазами, подозвал одного из своих людей.

— Остались у тебя еще повязки и кресты? — спросил он его, когда тот подошел.

Ополченец из народной дружины «Во славу Христа» с сосредоточенным видом обшарил карманы, потом полез за пазуху и извлек оттуда одну повязку и один крест.

— И это всё? — грозно спросил старшина.

— Всё, — виновато пожал плечами горожанин.

— Ступай немедленно и разыщи где хочешь еще одну повязку и один крест! Зайди в дом! Там есть убитые среди наших, сними — и бегом сюда!

Горожанин кивнул и побежал в дом Колиньи.

— Черт возьми, мы теряем время! — выругался Матиньон. — Как бы нашему гугеноту не удалось улизнуть.

— Где тогда его искать? — поддержал Лесдигьер. — А ведь он — важная птица, один из главных!

И они вопросительно уставились на старшину точно так же как только что он сам смотрел на них.

— В таком случае… — пробормотал предводитель дружины Христовой и поглядел по сторонам, словно ища выхода в создавшейся ситуации. И вдруг какая-то удачная мысль пришла ему в голову, он даже просиял: — В таком случае возьмите мои! Вам надо торопиться, а мне их сейчас принесут.

И он с готовностью протянул повязку и крест вместе с булавками, которыми тот крепился к тулье шляпы.

Вот это другое дело! — воскликнул Матиньон, цепляя знаки отличия. — Теперь нам остается распрощаться и отправиться на улицу Платриер, не боясь, что нас остановят или, чего доброго, нападут.

— Как ваше имя, милейший? — спросил Лесдигьер. — Я доложу герцогу, и он, надо думать, не забудет и сумеет отблагодарить.

— Меня зовут Кажу, Немон Кажу, ваша милость, — с восторгом ответил старшина.

— Очень хорошо, постараюсь не забыть это имя. А теперь прощайте, господин Кажу.

— Удачной охоты вашим милостям!

И они расстались.

— На кой черт тебе понадобилось его имя? — спросил Матиньон, когда они шли уже по Орлеанской улице.

— Надо же знать, как зовут нашего благодетеля, — улыбнулся Лесдигьер, — как-никак, а он спасает наши жизни, а заодно и Шомберга. Кто знает, быть может, нам доведется еще встретиться.

— Как бы там ни было, а мы должны торопиться: может быть, Шомберг уже ждет помощи.

— Нам осталось недолго идти, сейчас будет поворот налево, а за ним — направо. Предусмотрительные все-таки эти католики, продумали все до мелочей, даже опознавательные знаки придумали.

— Хорошо, что мы отправились сначала к дому адмирала, — ответил Матиньон, — иначе не добраться до Шомберга.

Он намекал, что, едва они выбрались с улицы Бетизи, как им повсюду стали встречаться вооруженные пикеты, пробовавшие было остановить их, но пропускавшие дальше благодаря весьма своевременной мере предосторожности, подсказанной Немоном Кажу.

На Орлеанской улице, так же, как и на улице Кокийер, куда они вышли, продолжались такие же зверства, какие уже довелось им увидеть: так же преследовали бегущих гугенотов, так же расстреливали на улицах и крышах домов, где они пробовали спастись от ворвавшихся в дом убийц, так же выбрасывали из окон их окровавленные трупы. Но Лесдигьер с Матиньоном не могли задерживаться и встревать в каждую схватку, иначе им никогда бы не добраться туда, где жила любовница Шомберга.

Дом графини Антуанетты де Форвиль, этой Лайды [24]своего времени, находился на пересечении улиц Кокийер и Платриер. Фасадом он выходил на особняк де Фландри, окна правого крыла глядели на монастырь Раскаявшихся грешниц, или отель Богем, как стали называть это место позднее; с левой стороны стояли в ряд дома зажиточных горожан. Позади дома находился сад с калиткой, через которую можно было попасть на улицу Сежур.