Иван Ле - Хмельницкий. Книга вторая

— Рейн, а не Висла снова стоит на твоем пути, пся крев! — произнес он, выругавшись, нарушая утреннюю тишину.

— И не Днепр, друг мой, пан Себастьян! — в том же тоне добавил Кривонос.

— Да, и не Днепр… Но верю я, пан Максим, что мы еще умоемся и напьемся воды из Днепра и Вислы!..

Вместе соскочили они с конец, спустились к реке. Кони погрузили свои морды в свежую воду, и во все стороны побежали круги волн, на которых переливались отблески утреннего солнца. Остальные двое, казак и жолнер, тоже спустились к реке. А тянувшая с Рейна прохлада заставляла двигаться, чтобы не озябнуть. Четверо лисовчиков искали переправы через Рейн, искали путей к Амстердаму. Там виделась им свобода, а не полная лишений походная жизнь.

Только на третий день на хорошо отдохнувших лошадях казаки Золотаренко выехали из Белой Церкви. Рядом с Иваном Золотаренко ехал и Богдан Хмельницкий. О чем бы они ни заводили разговор, он сводился к одному — как помочь полковнику Сулиме? Ведь Богдан знал, что Конецпольскому нужно казнить кого-то, согласно условию соглашения с турецким султаном. Ведь он казнил прославившегося своей жестокостью в Софии Аббас-пашу Эрзерумского. Конецпольский постарается равноценно отблагодарить султана. Недаром в Турции называют Сулиму шайтаном, заговоренным от смерти самим Люцифером.

— Если бы только Сулима продержался… Я попытаюсь поднять на его защиту черниговцев, — старался утешить себя и своих товарищей Золотаренко.

— Но это опять война, казаче! Да еще и какая война!.. Ты поднимешь черниговцев, а Потоцкий уже отправился на Украину с двумя полками королевских войск. С несколькими пушками…

— Потоцкого надо опередить! Ну… что война — это ясно. Только затронь. А казакам моего отряда надо бы и домой наведаться. Ты прав, война неизбежна!

Золотаренко подумал о том, что его отряд, как только отошел от границы, заметно поредел. Многие казаки разъехались по хуторам, пообещав в конце лета собраться в Переяславе. Богдан и Золотаренко выехали из Белой Церкви на узинские хутора, обходя киевскую дорогу. Долго ехали они вдоль Роси, прислушиваясь к неровному дыханию друг друга. И наконец там, где Рось делала крутой поворот, остановились попрощаться.

Обрывалась последняя нить надежды на спасение Сулимы.

— Может, заглянул бы, Богдан, в Черниговский полк? — спросил, расставаясь, Золотаренко.

Словно разбередил незажившую рану, и она заныла. Богдан пронзил взглядом молодого атамана. Неужели догадывается? Заехать в Чернигов, где живет со своим реестровым казаком-старшиной ясноглазая сестра Ганна!

— Нет, Иван. Нам надо спешить, чтобы успеть спасти полковника Сулиму. Должен ехать в Чигирин, в полк. Ведь мы знаем о случившемся только по рассказам. Гейчура, правда, не соврет. А что произошло потом, удалось ли нашему герою вырваться из беды? Должен ехать! А в Чернигове я… еще побываю! Кланяйся, пожалуйста…

— Ганне? — помог ему Золотаренко, задержав протянутую на прощанье руку Богдана.

— Да, Ганне, — смущенно ответил Богдан, краснея. И вдруг разоткровенничался: — Не скрою… Часто вспоминаю ее… Жена у меня… тоже Ганна. Уважаю ее, хорошая она у меня, детей воспитывает. Без нее я не мыслю теперь жизни! Но бессонными ночами, вздыхая о прошедшей молодости, мечтаю о твоей сестре!.. Так и передай: как мечту, теперь и совсем недосягаемую, люблю… любовью брата! Непременно передай.

— Так и передам! — сказал Золотаренко, вставляя ногу в стремя.

Богдан подстегнул коня, удаляясь по лесной дороге. Захотелось кому-то выразить недовольство собой. Зачем признался, раскрыл свою душу? Хорошая была дивчина! Но теперь она молодица!..

Удалось ли вырваться бесшабашному Сулиме? Что можно успеть еще, чем помочь?

Подумав об этом, Богдан оглянулся. Возможно, он хотел еще раз посмотреть на молодого старшину, как-то оправдаться перед ним. Но громкий смех сопровождавших его казаков вывел Богдана из тяжелой задумчивости.

И увидел среди своих казаков Карпа Полторалиха. Он небрежно сидел в турецком седле, а на поясе у него длинная драгунская сабля. Неужели этот казак решил связать свою судьбу с его, Богдановой, судьбой?

Поднявшись на бугорок, Богдан несказанно обрадовался, увидев у ворот своей усадьбы жену. Освещенная лучами заходящего солнца, Ганна стояла лицом к дороге, по которой должен был возвращаться домой ее муж. Никто не предупредил ее о приезде мужа именно сегодня. Вот уже несколько дней сряду она надевала любимую Богданом кониклотовую корсетку поверх белой вышитой сорочки и красный передник и выходила за ворота. Сегодня она счастлива!