Владимир Прасолов - Вангол

Приняв решение, он развернулся и пошёл назад. Уже на выходе он сжал зубы от приступа головной боли.

«Что за чёрт? Скорее на воздух». Он вышел в первый зал и молча пошёл на выход из пещеры.

Казаки закончили с кашей и, сгрудившись у костров, ждали распоряжений.

— Чайку, вашбродь?

— Спасибо, Акимыч, — принимая кружку с дымящимся на холоде чаем, поблагодарил Павлов. Обжигаясь, он сделал несколько глотков. Крепкий чай снял головную боль. Подошедший сотник тоже согревался чаем.

— Казаки, ни для кого не секрет, что за груз в этих ящиках. Мы сделали всё, чтобы сохранить этот груз, чтобы он не попал в руки комиссаров. Они явно нас потеряли, хотя шли по пятам. Сегодня мы укроем груз в этой пещере, и я хочу, чтобы вы дали клятву перед Богом и своими товарищами, что никто из вас ни при каких обстоятельствах не выдаст этого места большевикам-комиссарам. Хочу сообщить, что каждый из вас за выполнение этого задания получит по пятьдесят рублей золотом. Сотник, подготовьте деньги.

Гул одобрения был ответом казаков. Сотник, сняв папаху, вытащил из сундучка икону Пресвятой Богородицы. Встав на колено, трижды перекрестившись, поцеловал образ. Повернувшись к казакам, сказал:

— Перед Богом и товарищами клянусь.

Казаки один за другим потянулись к иконе, повторяя слова сотника, они низко кланялись товарищам и целовали икону. Павлов подошёл последним и дал клятву, низко поклонившись казакам. Несколько минут все стояли молча, только треск костров да всхрапывание лошадей нарушали торжественную тишину.

— А сейчас к работе. Нужно закончить это дело, и в путь. Ящики и мешки носить во второй зал пещеры. Петрович, расставь казаков с факелами, остальные — по цепочке начинайте носить. Акимыч, приглядывай за лошадьми, — распорядился капитан. — Петрович, нужно посмотреть, как завалить вход во второй зал, замуровать его камнем, что ли.

— Сделаем, вашбродь, — ответил сотник и направился в пещеру руководить работами.

Капитан, взяв карабин, решил прогуляться по тайге. Он медленно поднимался по склону сопки, пока голоса его казаков не растворились в шумах величественной природы.

Павлов шёл медленно, любуясь первозданной красотой дикой природы. Огромные стволы сосен и лиственниц вздымались в небо, буравя его своими макушками. То там, то здесь что-то двигалось, махало крыльями, скреблось, стряхивало снег с мохнатых еловых лап. Рябчики небольшой стайкой, видно молодой выводок, не замечая или не желая замечать человека, паслись на ягоднике, склёвывая алевшие на снегу бусинки брусники. Умиротворение и покой. Павлов присел на поваленное дерево и закурил. Что ждало его в будущем? Сейчас, когда он с сотней казаков вернётся в Иркутск, что их ждёт? Кровопролитная сеча с озверевшими от пролитой крови красными? Беспощадная и жестокая, потому как русские с русскими лбами сошлись? Или там свои? А кто они, свои? Боевые офицеры, его друзья в большинстве своем уже сложили головы в застенках ВЧК, глупо и бездарно вернувшись с фронтов в Питер и Москву. Поверив этому идиоту Керенскому с его Временным правительством, он сам еле ушёл от пули в дни Октябрьского переворота, когда пытался на Невском остановить вооружённую толпу пьяных уголовников, переодетых в матросскую форму. Кто они, уцелевшие, как он, офицеры разбитых полков с разодранными бессмысленным кровопролитием и убийствами своих же пусть одураченных, но русских людей душами? Он уже не раз сдерживал себя, чтобы не застрелиться или не пустить пулю в лицо такого же, как он, офицера, потерявшего в этом хаосе понятия воинской чести и христианской справедливости. А где-то его ждала Катерина, чудное создание с нежной детской душой и чутким любящим сердцем. Как ему хотелось бы вернуться к ней, взять в руки её ладони и прижаться к ним лицом, унести её в сиреневый сад и любоваться её станом, целовать её губы и плечи…

Павлов встал. «Для этого нужно выжить в этой дикой резне, господин штабс-капитан!» — сказал он сам себе. Уже на вершине сопки капитан увидел огромные просторы раскинувшейся перед ним тайги. Как седые спины огромных животных, сопки, одна за другой, уходили вдаль, сливаясь у горизонта в сплошную линию.

«Красота-то какая, никакими словами не выразить это могущество!» — восхищённо думал Павлов. Вдруг его внимание привлекло что-то живое. Он замер, прислонившись к сосне, и увидел в нескольких метрах от себя большое животное. Это была матка, лосиха, крупная безрогая голова с очень выразительными глазами была настороженно поднята. Она шумно втягивала ноздрями воздух, наверное почуяв опасность. Павлов медленно поднял карабин и прицелился. Палец уже лёг на спусковой крючок, и через мгновение капитан бы выстрелил. Но этого не случилось. Лосиха повернула голову к нему, и Павлов увидел её взгляд. Беззащитный взгляд самой жизни. Он как бы говорил ему: сейчас ты нажмёшь на курок и оборвёшь течение жизни не тобой сотворённого создания. Зачем тебе это нужно, человек?