Роберт Штильмарк - Пассажир последнего рейса

Овчинников обернулся взглянуть, слышит ли эту речь милиционер, но того отозвали в другую комнату. Активисты, сидевшие молча, доверяли секретарю. Поддержки не было.

— Помоев ты на меня вылил тут больше, чем хозяйка твоя в канаву льет. Пустые слова даже в обиду принять не могу.

— Ну-ну, не больно расходись! Здесь тебе не ярмарка, дерьмо за добро выдавать. Предъяви билет или… катись!

— Приняли меня на барже смерти, в Ярославле, а билет на берегу выдать обещали. У белых минуты не был, хотя звали, сразу к красным подался. Кто после меня на барже уцелел, я еще сам не знаю, оглушен был. Съезжу, отыщу тех, кто меня принимал, на то время надобно. А покамест к брату в работники идти не желаю, однако, окромя хлеба с чаем, уже семь ден ничего не ел. Заработок нужен для поправки сил. Насчет же порошка лошадям — брехню эту слышал, но в подлость такую не верю. Ни от Ивана, ни от трактирщиков из «Лихого привета» о порошке намека не имел. Вот и весь мой сказ.

— Куда сейчас пойдешь? — Жилин смягчил резкий тон.

— К тебе не попрошусь, не бойсь!

— Ну вот что, Овчинников Александр! — секретарь поднялся с места. — Напиши заявление. Представь доказательства. Дело не шуточное, сам понимаешь. Две рекомендации представь от близко тебя знающих членов партии. Тогда поставим вопрос на ячейке…

Вместе с милиционером Сашка вышел из сельсовета.

— Может, по старой памяти к зазнобушке бывшей в «Лихой привет» завернешь? — подмигнул Петр Иванович.

Сашку передернуло. Он коротко кивнул милиционеру, бросил: «Нам с тобой не по дороге!» — и побрел было в сторону монастырского кладбища, но тучный Петр Иванович поймал его за руку и удержал силой.

— Постой, постой, брат, не серчай! Совет желаешь мой?

— Ну слушаю.

— Ты Дементьева, капитана, Владимира Даниловича, знаешь? Он в Ярославле, можно сказать, человек свой, там и ячейка его, при пароходстве. Его слово для Жилина самое веское. Постигаешь?

— Он же, верно, с пароходом своим на ремонте в Городце?

— И не угадал! Раненый лежит здесь, в Яшме. На мостике под бандитскую пулю угодил…

— Спасибо, Петр Иванович, подумаю!

Первый сухой снежок слегка присыпал смятые бумажные цветы венков, ленты с черными надписями и хвойные лапы, успевшие пожелтеть. Теперь оба родителя Александра Овчинникова покоятся рядом, как жили…

Сашка сидел на скамеечке внутри ограды. Голову туманила дурнота, одолевала слабость.

Шаги сзади. Неужели брат Иван? Сашка не подготовил себя внутренне к этой встрече — как отказать старшему брату, если начнет просить, чтобы вернулся меньшой к прежнему ремеслу? Но шел к могиле не брат Иван, а подгулявший кладбищенский сторож.

— Александру свет Васильевичу почтение! Постой, постой! Вроде бы я нынче не перепил, а эвон видение какое примерещилось! Чай, за упокой новопреставленного Александра давеча, после поминания, с братом твоим водочкой утешались… Али ты помирать и не собирался еще? Ха-ха-ха! Чего молчишь? Раз пришел на могилку, значит, первое дело — выпить следует. Всухую — какие поминки? Сам господь в небеси возгневается. Премудрость вонме… Я и петь на клиросе, и в хоре, и один могу… А ты, я вижу, гордец. Нехорошо! Знаешь, какие люди ко мне ездиют? И письма мне шлют. Вот на, читай письмо от воздушного летчика. Ты думаешь, он мне кто? Первый друг. Уже второе письмо шлет. Отец протоиерей отвечать не велит. А то, говорит, я тебя живо отсюда в богадельню.

На конверте твердым почерком было выведено: товарищу Хрисанфу Жарикову в Яшме от Сергея Капитоновича Шанина… Московская губерния… Военный учебно-опытный отряд…

Сашка развернул и прочел исписанный листок. Комиссар Отряда Шанин справлялся, нет ли вестей о пропавшей дочери Антонине…

Старик спрятал письмо в карман полушубка.

— Во! Читал? Это я нынче получил. Как мимо почты шел, мне и крикнули: зайди, возьми. Отец Николай не знает про это письмо, а то отобрал бы, как первое. Обижает он меня, яко зверь косматый. От епископа прятал, дабы не осрамил я обители перед преосвященным владыкою. Он тут новенькую в монахини постригал, а я в это время взаперти сидел из-за отца протоиерея… Довлеет дневи злоба его…

Владимир Данилович Дементьев, сын яшемского рыбака, был назначен капитаном на самолетский пароход уже при Советской власти. Прежнее начальство не благоволило к политически неблагонадежному судовому командиру.

За выздоравливающим капитаном ухаживала жена, Елена Кондратьевна, бывшая Сашкина учительница. Ее не было дома, когда Дементьев сел за чертеж речного буксира, превращенного в канонерскую лодку. Дементьев посылал свои проекты в штаб Восточного фронта, получил указания о доработке. Свой вынужденный отпуск он и решил, невзирая на протесты жены, использовать для проектирования. Ведь первые действия под Казанью волжской военной флотилии, созданной из подобных судов, прошли успешно. Этот опыт надо изучить и расширить. Сильнее укрепить фальшборты буксиров, кое-где приклепать стальные полосы к стенкам наподобие брони… Эх, заполучить бы с Балтики или хотя бы Каспия нескольких матросов-артиллеристов с боевым опытом!..