Наталья Павлищева - Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом

Рогнеда не выдержала, из ее глаз невольно брызнули слезы. Княгиня уткнулась в плечо давнего друга семьи и разрыдалась почти в голос. Туры гладил ее светлые волосы и растерянно бормотал:

— Ну… ну… чего ты?

Немного поплакав, Рогнеда все же взяла себя в руки и, громко хлюпнув носом, наконец пригласила дорогого гостя в трапезную. Дрегович хорошо помнил гордую стать бывшей княжны и то, что из нее слез не вытянешь. Видно, крепко обидела жизнь, если уж высокомерная Рогнеда ревмя ревет.

Князь оглядел трапезную, похвалил:

— Хорошо построили, добротно… Еще на крыльце заметил, что ловко все сделано. И запах живой, ни сырости, ни угару. Тебе здесь хорошо с дитем будет…

Рогнеда смогла сдержать вновь подступившие к глазам слезы. Ни к чему реветь, слезами горю не поможешь.

Туры пробыл в Изяславле целую седмицу, но дольше не мог. Они много вспоминали, о многом поговорили, только об одном молчали — почему князь Владимир вдруг отправил свою жену с сыном в далекий Изяславль. Уже в последний вечер Туры все же не выдержал, спросил напрямую. Пришлось Рогнеде честно рассказать и про нож в ложнице, и про то, как князь в ответ казнить задумал, и про меч в руках маленького Изяслава, и про высылку в полоцкие земли. Дрегович сокрушенно качал головой — вот оно как дело… Что тут скажешь? У каждого своя правда. И Рогнеда за родных мстила, и князь больше не мог ее у себя держать. А что не казнил, все же молодец, негоже мать своих сыновей жизни лишать. Но не смог не поинтересоваться:

— А чего ты вдруг теперь мстить решила? Троих сыновей родила, а потом о крови родных вспомнила?

Рогнеда смотрела в темное окно и молчала. Туры не торопил, уже понимая, что ей есть о чем молчать. Наконец, княгиня сдавленным голосом поведала:

— Четверо… сыновей четверо было, Мстислав маленьким совсем помер. И одна дочь… А не вынесла более… — Она вдруг вскинула голову. На Туры снова смотрела гордая полоцкая княжна, красивая в своей надменности. — Потому как женщин на ложе брать без разбора стал!

Князь чуть смущенно крякнул.

— Но… не он один так. Все…

Рогнеда поднялась, прошлась по трапезной, остановилась. Глаза ее чуть сузились, губы зло сжались.

— Ладно бы просто так, а то ведь женился! На грекине, что после Ярополка осталась, на боярской дочке… Сколько же еще таких жен будет?!

Мысленно Туры произнес: «Ой-ой!», но вслух сказал другое:

— Сядь. Успокойся. И то не велика беда, если тебя больше других любит. У твоего отца сколько жен было? Трое. И у меня тоже. И у князя Игоря тоже не одна княгиня Ольга. Та уж на что сильна, а других жен терпела!

К его удивлению Рогнеда почти бессильно опустилась на лавку с поникшей головой, видно, и сама о том думала, выступила против мужа из ревности, а потом и пожалела, да сделанного не вернуть. Дрегович решился посоветовать:

— Помирись с князем, негоже жене вдали от мужа жить. Слышал я, что Владимир больно горяч, до беспамятства, но отходчив. Простит, если любит. Примирись.

— Да как?! В Изяславль подальше от себя отправил. Только Изяслава с собой и отпустил, младшие сыновья с ним, Ярослав и Всеволод. Даже сыновей не отдал! — Губы женщины снова дрогнули, больше всего сейчас она тосковала даже не по князю, променявшему ее на других жен, а по своим мальчикам, еще таким маленьким…

Туры снова встал в тупик. Окажись он на месте Владимира, тоже не отдал бы своих сыновей опальной жене, но ведь и Рогнеду жалко. Вот и разберись, кто из них прав, а кто правее…

Все, чем мог помочь своей родственнице Туры — пообещать замолвить слово перед князем при случае. Да только Владимир в Киеве не сидел, вдруг начал воевать. Дрегович положил руку на плечо опальной княгини:

— Пока смирись, время все рассудит. А князь с женами не живет, в походах уж больше года.

Рогнеде очень хотелось спросить, где в походах, как там Владимир, но сказала другое, снова горяча сама себя:

— Да как смириться-то?! Никогда не прощу ни убийства родных, ни того, что с сыновьями разлучил!

Туры досадно крякнул:

— Экая ты неуступчивая!

На том разговор и закончился. Рогнеда осталась после приезда дреговича раздосадованной, Владимир и не собирался ни возвращать ее обратно, ни присылать сюда гонцов с покаянием, ни даже страдать. Он воевал! Держал себя так, словно обиженной Рогнеды и на свете не было! Так мог себя вести только равнодушный человек, значит, она не нужна больше князю?! Тосковала душа, но не меньше тосковало и тело.

Изяслав не мог понять, почему мать запретила ему вспоминать отца и братьев. Его не интересовали совсем маленькие Ярослав и Всеволод, но как не говорить о князе Владимире, если это его отец? И почему он не Рюрикович, если отец Великий князь киевский, а правят Киевом Рюриковичи, это малыш слышал с самых ранних лет. Рогнеда вдруг стала внушать сынишке, что он Рогволодович, князь Полоцкий и про Киев лучше забыть.