Нора Лофтс - Королева в услужении

Но вот тропинка соединилась с более наезженной дорогой, которая, сбежав с холма, терялась в тени зеленой рощи. Они обогнали мужчину, погонявшего ослика, нагруженного корзинами с ранними сливами, женщину с кошелкой квадратных имбирных пряников, несколько небольших групп людей, шагавших энергично в одном направлении.

— Сегодня праздник? День какого-нибудь святого? — спросила Альенора.

— Вроде бы нет. Хотя вполне может быть… Да, вероятно, это как-то связано со святым Фокой. Теперь вспомнил: неподалеку отсюда находится монастырь святого Фоки.

Пока Николас говорил, роща кончилась, и дорога, пройдя сквозь заросли папоротника, протянулась дальше прямо через возделанное поле, справа от которого на широком лугу стояли низкие крестьянские лачуги, опять же паслись гуси и козы, а слева высились серые стены и башни монастыря.

— Святой Фока, мне он что-то незнаком, — заметила Альенора.

— И большинству людей в Англии. Мне говорили, что этот святой с Востока — покровитель садоводов. И странная вещь: виноградники монастыря всегда дают хороший урожай, даже когда все другие виноградники гибнут от плохой погоды.

— Гм-м, — промычала она, внимательно осматриваясь. — Монастырские сады расположены на южном склоне, а с севера и востока их защищают стены монастыря и роща.

— Вы верите в естественные причины любых явлений, сударыня?

— Если они видны, как в данном случае, невооруженным глазом. Будь эти виноградники открыты северным и восточным ветрам — сущее бедствие для этой страны — и все-таки приносили бы неизменно отличные урожаи, я бы поверила в чудодейственную силу святого Фоки.

— Мне кажется, все эти не столь прозаически мыслящие люди для чего-то собираются. Безусловно, у них какой-то праздник, — проговорил Николас, натягивая поводья и с любопытством оглядываясь. — Видимо, что-то затевается. Не соизволите ли, ваше величество, подождать и посмотреть, в чем дело?

Они съехали с дороги на луг и остановились возле неказистой, сложенной из дерна лачуги, такой низкой, что крыша была вровень с плечами Альеноры, сидевшей на лошади.

— Тут нас не затолкают и отсюда хороший обзор, — заявил сэр Николас.

Что-то в его голосе заставило Альенору повернуться и с любопытством взглянуть на своего спутника. По ее мнению, он вовсе не был человеком, которого могли заинтересовать развлечения простого крестьянского люда или какой-то деревенский праздник. Между тем его глаза горели от возбуждения, губы слегка приоткрылись в предвкушении зрелища.

Народ все прибывал, однако можно было не опасаться толчеи: крестьяне знали, как вести себя с господами; и хотя кое-кто бросил беглый взгляд в сторону двух всадников, никто не осмелился к ним приблизиться, кроме хозяина ослика, нагруженного сливами. Сняв шляпу, человек робко спросил:

— Не соизволите ли, ваша честь, отведать моих слив? Очень сладкие и поспели первыми в этом году благодаря покровительству святого Фоки.

— Желаете, сударыня? — спросил сэр Николас и, когда она кивнула, стал рыться в кошельке, привязанном к поясу.

— Двадцать пенсов, — заявил хозяин ослика и, отсчитав сливы в прохладный зеленый щавелевый лист, потянул ослика за узду в самую гущу толпы, выкрикивая: «Если мои сливы хороши для ее милости, то для вас они и подавно хороши. Зрелые сливы, первые в этом году, сорок штук за один пенс!»

— Вот мошенник, — рассмеялась Альенора. — Нужно было спросить его, по какому поводу собрались люди. Если предстоит травля быка или медведя, то я не хочу смотреть.

— Нигде не вижу этих зверей. А вы?

Слегка приподнявшись на стременах, Альенора посмотрела в толпу.

— Нет, ничего. Только какая-то куча хвороста и столб.

— Скоро узнаем. Взгляните-ка…

Главные ворота монастыря распахнулись, и оттуда вышла длинная процессия. Впереди шагал монах с деревянным крестом. За ним следовали еще три монаха с горящими свечами, хотя пламя свечей было едва заметно в свете яркого полуденного солнца. Кто-то из участников шествия через равные промежутки звенел колокольчиком. В середине процессии несли какой-то длинный сверток. Замыкали ее два человека в черных масках. На них были черные штаны, тесно облегавшие ноги, кожаные куртки, и они напоминали участников рождественского маскарада, нарядившихся чертями. Сходство усиливалось тем, что оба держали в руках по горящему факелу.

Монахи медленно прошли на отведенное им место и, остановившись, затянули скорбными голосами погребальную молитву, двое в масках стали по сторонам кучи, а еще двое, которые несли какой-то большой сверток, прислонили свою ношу к столбу и, как видно, начали ее привязывать.