Нора Лофтс - Королева в услужении

Но сейчас ему следовало быть осторожным. Говоря о здоровье короля, он лгал. В последнем сообщении с континента указывалось, что нога короля распухла от бедра до ляжки и сделалась похожей на бревно, что его приходится на руках поднимать в седло и что он сильно страдает от мучительной боли. Как только Генрих II умрет, королем станет Ричард — а он первым делом выпустит из клетки свою мать — эту старую тигрицу — и первым человеком, на которого она набросится и разорвет, будет Николас Саксамский, если он не проявит осторожность.

В то же время Николас успешно подготавливал сладостную месть — такую, какая возможна, пожалуй, только раз в жизни. Случай дал ему шанс проявить к королеве доброту и снисходительность, а потому, выйдя на свободу, она не будет питать к нему ненависти, но благодаря тому же случаю он сможет заставить ее страдать сильнее, чем от чисто физических неудобств и лишений. Королева будет страдать, и он с наслаждением станет смотреть, как она страдает. И его нельзя будет ни в чем упрекнуть. Николас радостно потер руки в предвкушении удовольствия.

И желанный день наступил 13 июля 1189 года.

Почти три недели стояла прекрасная летняя погода, и Альенора долгие часы проводила в саду, где в кустах лаванды весь день хлопотали пчелы. Чистый воздух, солнце и хорошее питание способствовали быстрому восстановлению ее здоровья, и, хотя все еще слабая, она чувствовала себя совсем не плохо. Близкая смерть оставила свой след, но такой изящный и тонкий, что он выглядел даже красиво. Один локон ее темно-рыжих волос над выпуклым лбом побелел. Позднее придворные дамы в своем верноподданническом рвении не пожалеют сил, чтобы искусственным путем добиться того же эффекта, различными средствами отбеливая спереди одну прядь волос.

В это ласковое июльское утро Альенора довольно рано сошла в сад, где сорвала несколько уже увядших цветков гвоздики и с наслаждением вдыхала чудесный аромат только что распустившихся бутонов. В сад неторопливой походкой вошел Николас Саксамский и весьма любезным тоном отметил великолепную погоду и восстановленное здоровье королевы. Затем он спросил, нет ли у нее еще каких-нибудь желаний.

— Хочу, чтобы мне вернули мою лютню.

— И это все?

— Знаете, — сказала Альенора, устремив свой взор в точку, находящуюся за плечами Николаса, — болезнь порой удивительно влияет на человеческие органы чувств. У меня, например, изменился слух. Пятнадцать лет, когда я просила вас о чем-либо, вы неизменно отвечали: «Это невозможно». Теперь я готова поклясться, что слышала, как вы произнесли: «И это все?» Удивительно, не правда ли?

Ему стоило огромных усилий, но он все-таки сумел рассмеяться:

— Изволите шутить, ваша милость. Я действительно спросил: «И это все?» Мне просто подумалось, что в такой погожий день вы, быть может, пожелаете прогуляться по окрестностям.

Альенора внимательно взглянула на него:

— Получили приказ перевезти меня из Винчестера? Не трудитесь выманивать меня льстивыми словами. Даже камера в Тауэре будет приятнее здешних комнат!

«Генрих узнал о письмах, — подумала она. — Кейт поймали. Он ухватился за возможность обвинить меня в государственной измене…» Теперь палач в маске, окровавленная колода, ее шея, обнаженная для остро отточенного топора, на мгновение мелькнувшего перед ее глазами. Все!

— Я готова поехать туда, куда вам приказали доставить меня, — сказала она просто, срывая гвоздику и поднося ее к лицу.

«Следующим летом, когда гвоздики опять расцветут, я буду «как изменница» гнить в могиле».

— Вы совершенно неправильно меня поняли. Своим предложением я, наоборот, нарушаю приказ и руководствуюсь лишь стремлением доставить вам удовольствие. Поля сейчас золотисто-желтые от поспевающей ржи, обочины дорог сплошь усеяны краснеющими маками… Я подумал, что короткая прогулка в удобном паланкине… небольшая смена впечатлений…

— Я никогда не пользуюсь паланкином. Меня несли однажды всю дорогу от Антиохии до Иерусалима, и я поклялась никогда в жизни не садиться в паланкин.

— Тогда, возможно, смирную лошадь?

Взглянув на его руки, она насмешливо заметила:

— Смирная лошадь. Да, именно такой конь мне сейчас и нужен.

Это было лучше, чем ничего. Пять лет не видеть лошадей, а ведь она их так любила. Пять лет даже краешком глаза не видеть настоящей природы!

— Оседланная лошадь будет ждать вас во дворе в два часа дня. Я сам буду вас сопровождать.

У Альеноры все еще оставались некоторые сомнения относительно его истинных намерений, но когда они направились не в сторону Лондона, а поехали по дороге на Портмут и затем свернули на едва заметную тропинку, почти заросшую высокой густой травой, то она решила что, как ни странно, но это в самом деле обыкновенная прогулка. И все у нее вызывало восхищение. Цвели жимолость и дикая роза, и рожь на полях действительно была, как сказал сэр Николас, золотисто-желтой, и повсюду маки, кружевная поросль лабазника. Скоро тропинка вывела их к деревенскому лугу, на котором паслись гуси и привязанные козы. Отвыкшей от их вида Альеноре они казались прекрасными и чудными животными, сошедшими с какого-то геральдического изображения. К ней вновь вернулась врожденная неистребимая способность радоваться жизни. Она наслаждалась прогулкой.