Чабуа Амираджиби - Дата Туташхиа. Книга 2

Мне казалось, я сделал все для того, чтобы обуздать Шалитури и смягчить лаза. Не знаю, что еще можно было сказать.

– Я не во всем согласен с тобой, Ираклий,– сказал Арзнев Мускиа, вставая. – Все на самом деле, конечно, сложней. Маленьким народам плохо живется, мы это знаем хорошо. И люди мечутся, ищут выхода, ищут и не находят. Отсюда нити озлобления. А вышедший из себя человек легко может ошибиться, Не так ли? Но мы, грузины,– кем бы он ни был, своим или чужим,– должны его понять, понять и простить, дать время подумать. Пусть батони Вахтанг сказал что-то лишнее, пусть я не мог принять за шутку то, что он сказал,– все равно теперь я простил его и надеюсь, мы не будем сваливать друг на друга...

– А если бы ты не простил,– прервал его Шалитури. Скажи, что бы ты сделал?

– Это зависит от того, что бы предложили мне, батоно,– помедлив, ответил лаз.

– А если бы я предложил дуэль? – сказал Шалитури и громко захохотал.

– Я не принял бы дуэли. Это было бы бессовестно с моей стороны.

– Ах, так! Почему же? – язвительно усмехаясь, спросил Шалитури.

Арзнев Мускиа не отвечал. В ожидании грозы все молчали. Люди за соседними столиками насторожились. Лаз оглядел зал, потом, повернувшись к Гоги, взглянул ему в глаза и будто прочитал там ответ на свой вопрос, не торопясь поднялся со своего места и сказал, обращаясь к Нано:

– Нано, простите меня. Это необходимо... Здесь не случится ничего, поверьте мне, но все равно, простите... И вы тоже, Сандро-батоно,– Арзнев Мускиа повернулся к Шалитури: – Это было бы бессовестно с моей стороны потому, что у меня слишком большие преимущества перед вами.

Я вскочил было, думая, что мне придется их разнимать, но Гоги положил мне руку на колено.

– Сиди, Ираклий,– сказал он тихо.

Я растерялся, так как не мог понять, что может сейчас произойти. Кажется, кроме Арзнева Мускиа, этого не представлял никто. Во всяком случае Нано сидела вся побелевшая, Каричашвили порывался что-то сказать, но глотал слова, боясь, чтобы не было хуже. А Каридзе повернулся лицом к двери, казалось собираясь бежать.

Вахтанг Шалитури схватил бокал с вином:

– Я хочу убедиться в вашем преимуществе,– с этими словами он плеснул вино в лицо лазу. Но тот ловко отскочил в сторону, и вино лишь забрызгало ему рукав.

– Ну, убеждайте меня, я жду,– повторил Шалитури.

Арзнев Мускиа покачал головой, затем вынул из кармана пистолет и, передавая Гоги, сказал:

– Ты должен попасть, иначе испортишь потолок.

Нано подавила крик и прижала руки к ушам. Гоги отодвинулся вместе со стулом и взял пистолет в руки.

– Э-е-х! – воскликнул он. – Жить – это устоять. Так, кажется, сказал Ираклий.

– Хо! – Лаз подал ему знак, и в один миг пустая чаша из его рук взвилась под потолок.

В тот же миг раздался выстрел и осколки чаши с глухим треском посыпались на пол. Гоги поднес пистолет к губам, сдул дым, поцеловал дуло и сказал:

– Где только этот человек добывает такое оружие? И целиться не надо, само находит цель, благослови его господь!

– Хорош пистолет? – переспросил Арзнев Мускиа.

– Тебе лучше знать!

– Тогда пусть он будет твоим.

Гоги внимательно посмотрел на лаза, и, когда глаза их на секунду встретились, лицо его просветлело от радости. Гоги сунул пистолет в карман:

– Пусть лежит! Будет нужда, станем ходить из города в город и простреливать чаши.

– Дал бы бог,– ответил лаз. – Святому Георгию Илорскому поставил бы свечу в твои рост.

Была гробовая тишина.

– Как вы стреляете, батоно Гоги! – с изумлением сказала Нано.

– Ничего особенного. Можно и лучше. Когда бросают вверх гривенник и он не возвращается назад... Лаз это умеет, из десяти – девять раз!

Как это ни странно, но выстрел, мне показалось, разрядил атмосферу, а разговор Нано и Гоги мог бы ввести беседу в спокойное русло.

– Эй, садись, что ты застыл как истукан! – шутливо прикрикнул Каричашвили, обращаясь к Шалитури.

Но тот продолжал стоять.

– Лучше помолчи,– ответил он и повернулся к Гоги: – Кому нужна ваша меткость... Если дойдет до дела... Вы можете только, как клоуны, показывать фокусы... И один, и другой... А так...

– Что так? – спросил Гоги.

– А так на что вы способны? Ухаживать за женщинами? Для этого не нужно ни ружья, ни пушки. Да какой толк из вашей стрельбы, умей вы стрелять и в пять раз лучше? Зачем вам это?

Шалитури громко засмеялся.

– На что мы способны,– сухо сказал Гоги,– это тебя, молодой человек, не касается. Хотя бы на то, чтобы привести в чувство такого наглеца, как ты.