Юсуф Зейдан - Азазель

Благословенный Несторий посмотрел на меня глазами, полными печали.

— Что необычного в том, что я проповедую? — спросил он. — А то, о чем разглагольствует Кирилл со своими приспешниками, не странно? Ах, Гипа, большая и серьезная опасность — не в использовании термина «Теотокос», которым тешатся невежды и бубнит чернь. Дело в самой сути веры, в способности этой истинной религии во все века и времена достучаться до человеческого сердца и разума. Если язычники насмехаются над нашим чрезмерным увлечением небылицами, изводят нас издевками, язвительно глумятся над этими сказками, пытаются их развенчать, то тем самым они уничтожают веру целиком и полностью! Откровение и Божественные чудеса, Гипа, — это редкое таинство, злоупотребление ими выхолащивает их, мы теряем веру и поступаем вопреки здравому смыслу!

Мне была знакома эта его точка зрения, я хорошо помнил ее. Но все равно дал возможность Несторию еще раз выговориться, жалея его и уважая его благородный гнев. Когда он закончил и полностью овладел собой, я спросил его со всем участием:

— Почему бы не оставить простым верующим и глупцам их веру, замешенную на небылицах, столь им приятных и доступных их пониманию? Давай объяснять истину сведущим богословам, клирикам и священникам, способным постичь тонкости богословской науки, а затем, поколение за поколением, можно будет обращаться к тем простолюдинам, кто понимает, не вступая с ними в стычки.

— Зачем нам прибегать к такой уловке?

— Мы вынуждены, Преосвященнейший Несторий, вынуждены. Чтобы избежать клыков и когтей льва церкви Святого Марка!

Моя забавная метафора развеселила Нестория. Своим прозорливым умом он тут же разгадал мой намек на распространенную в Александрии легенду о том, что святой Марк выбрал своим символом образ льва. Хотя правильнее было бы сказать — этот символ приписали ему александрийцы. В книгах и на стенах своих жилищ они изображают святого апостола Марка за сочинением Евангелия, а рядом с ним возлежит лев, внимая написанному…

Несторий улыбнулся, и на лице его отразилась былая безмятежность, которую я, к своему удивлению, ни разу не наблюдал с момента нашей встречи в Антиохии.

Я хотел спросить Нестория, верны ли доходившие до нас на протяжении всего прошлого года слухи о его нападках на противников и о том, что он разрушил арианскую церковь, изгнав ее сторонников из Константинополя, и еще о многом другом… Но, увидев, что для подобных вопросов момент неподходящий, промолчал.

Несторий между тем тяжело поднялся и, поправив митру, обернулся ко мне. Он все еще выглядел встревоженным, и даже улыбка не могла скрыть снедавшую его обеспокоенность. С трудом подбирая слова, он рассказал, что на первое послание Кирилла ответил с возмущением, и теперь обдумывает отповедь его последнему посланию, а еще намеревается послать меня в Александрию, чтобы я попытался вступить в дискуссию с Кириллом.

— Прости, Преосвященнейший отец мой, и смилуйся надо мной! Неужели ты думаешь, что епископ Кирилл снизойдет до того, чтобы выслушать простого монаха, и вообще примет меня?!

— А почему бы и нет? Ты монах с молодых лет и искушен в догматах веры, у тебя прекрасный греческий и ты учился в Александрии.

— И бежал из нее в приснопамятный день…

— А ты думаешь, он знает об этом? Его эйфория в связи с убийством Гипатии, должно быть, и позволила тебе ускользнуть… Кстати, Гипа, ты не встречался с Кириллом частным образом, когда жил в Александрии, в этом Великом городе?

Ирония, которую вложил Несторий в последние слова, выдавала его раздражение тем, что Александрия носила титул Великого города, а ее церковь претендовала на первенство перед Римом, в котором находился папский престол, и Константинополем, где располагалась имперская резиденция. Несторий ждал ответа, и я, любящий Нестория как родного отца и не желавший, чтобы он повторил его несчастную судьбу… я поведал ему то, что всегда скрывал от всех… Однажды я встречался с епископом Кириллом… В ту пору мне было двадцать три. Я уже прожил в Александрии два скучных года, за которые, по воле Господа, распрощался с мечтой превзойти всех в искусстве врачевания. Большую часть времени я проводил простаивая на молитвах вместе с другими монахами и посещая обедни, во время которых преимущественно дремал… Я регулярно присутствовал на занятиях в богословской школе для закрепления второго обязательного для изучения в школах Верхнего Египта предмета. По медицине в ту пору я осваивал секреты распространенного на моей родине ремесла травников, парфюмеров и земледельцев. Живя такой жизнью, я полностью ослабел духом и перестал желать чего бы то ни было. Я понял, что мечты, увлекшие меня в Александрию, совершенно развеялись, столкнувшись с моими душегубительными внутренними кошмарами… И вот настал день, когда старший священник церкви Святого Марка известил меня о том, что утром следующего дня после службы я должен присутствовать на аудиенции у папы Кирилла.