Юрий Галинский: Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго!

Бек Хаджи попытался со своими телохранителями пробиться к обозу и увезти Настю, но, увлекаемый толпами бегущих нукеров, не смог выбраться из толпы обезумевших от паники людей.

Ордынцы потеряли только убитыми в битве под Волоком Ламским свыше шести тысяч человек.

Едва затих шум сечи, ратники вместе с бабами и подростками стали выносить с поля боя раненых воинов, хоронить убитых.

Раненный копьем в ногу Гордей сидел на конской попоне, расстеленной на земле, возле него толпились лесовики. Их осталось всего сотни три. Многие пали в битве, тяжелораненых отнесли в Волоцкую крепость и на посад. Погибли Любим Гон, Митрошка, тяжело ранило Василька — татарская стрела попала ему в грудь. Да и вообще, станичники не досчитались многих лесных молодцев.

Старый Данило тоже пострадал — вражеская сабля задела плечо, покалечила руку. А у Марийки ни царапины, хотя рубилась она рядом с мужем. Отец и дочь стояли у изголовья Федора. Данило, уставившись на мертвого сына, молчал, но лицо его потемнело от горя и боли. Марийка, тихо причитая, плакала.

Гордей взял руку жены в свою, сказал:

— Будет, Мария. За брата твоего великой кровью заплатили враги. Побиты ордынцы, теперь мы можем вольными по своей земле ходить!..

Со стороны Волока Ламского появилась группа всадников. Впереди в новом вместо расколотого золоченом шлеме с красным орлиным пером, в синем княжеском корзно скакал Владимир Серпуховский, следом князья Моложский, Палицкий, Тарусский, воеводы и бояре. Не доехав нескольких саженей, князь Владимир остановил коня, воскликнул:

— Так ты и есть тот воевода, что помог нам побить ордынцев? — Он приветливо смотрел на атамана своими еще не остывшими от боя, воспаленными глазами. Хотел спешиться, но почему-то раздумал, стал пристально, строгим взглядом всматриваться в лицо Гордея. Тронув коня, подъехал ближе, спросил:

— Кто такой?

Тот выдержал взгляд князя, спокойно ответил:

— Я и есть он самый — стремянный Ивана Василича… — И, помолчав, добавил: — А помог, княже, не тебе, а земле отчей! Не обессудь!..

Дмитрий Иванович умирал. Вокруг его ложа в угрюмом молчании стояли князья и бояре — сподвижники ратных и мирских дел, что в грозный и смутный час всегда шли рядом. Великий князь уже никого не узнавал. Ни их, ни митрополита Пимена, ни сынов и дочерей своих, ни даже возлюбленную жену свою Дуню. Ощущал только слабеющей ладонью ее верную руку, лишь она связывала его с уходящей жизнью. Евдокия Дмитриевна, вся в слезах, склонялась над дорогим Митенькой, словно хотела заслонить собой его от злой напасти…

Дмитрий Иванович дышал тяжело, часто, с присвистом. Ворожеи не отходили от постели, несколько раз сегодня уже отворяли ему кровь. Но все было тщетно. И хворал-то он всего с неделю, нежданно-негаданно вдруг худо себя почувствовал. Последние месяцы великий князь много трудился. Что ни день, подолгу советовался на Думе с московскими боярами, заключал договора с удельными князьями, по его замыслу составлялось новое уложение о ратной боярской службе. Накануне тоже допоздна засиделись с советчиками. А под утро Дмитрий Иванович проснулся от нестерпимой головной боли. Едва открыл глаза — все поплыло, словно в детстве после долгой круговерти. Он лежал, затаившись, но ни кружение, ни боль не проходили. Наконец позвал дворского. Тут же прибежал лекарь, отворил кровь. Сразу полегчало, дурноты не стало, только еще долго ощущал в затылке тяжесть. Ему бы полежать день-другой, но дела, дела-то, как их отложишь?! С помощью дворского оделся и по крытому переходу, связывающему дворцовые хоромы со столовой избой, направился на Думу с боярами.

Дел и впрямь было невпроворот. Тяжкие, смутные годы стали уделом Москвы после Тохтамышева нашествия. Через год великий князь Тверской Михаил Александрович вместе с сыном своим тайно отъехал в Сарай. Поспешил не просто на поклон в Орду к великому хану, а за ярлыком на великое княжение Владимирское. На все пошел, даже холопом Тохтамышевым себя признал, лишь бы договор 1375 года о главенстве Москвы над Тверью порушить. И снова началась длившаяся уже полвека тяжба за Владимир, за то, кому быть первым на Руси.

Зашевелился и великий князь Рязанский Олег Иванович. Ему рука Москвы тоже была в тягость. Злопамятный и мстительный, он не мог простить Дмитрию Ивановичу поход на Рязань в 1382 году. Тогда после ухода вражеских полчищ из разрушенного и сожженного своего стольного града московские полки прошлись по земле рязанской огнем и мечом — «отблагодарили» за помощь, которую Олег оказал Орде во время нашествия. Пока Москва с Тверью за Владимирский великокняжий стол боролись, рязанцы изгоном напали на Коломну, полонили наместника князя Московского, бояр и других знатных людей, ограбили монастыри, церкви, боярские и купеческие дворы. Привыкшие побеждать в войнах с рязанцами в последнее время, москвичи выступили против Олега с малой силой и были разбиты. Пришлось самому преподобному Сергию Радонежскому отправиться к Олегу, чтобы примирить Москву с Рязанью.