А. Марченко - Диктатор

Промелькнули Чистые пруды, Сретенский бульвар, Рождественский…

— А куда мы сейчас? — почему-то испуганно спросила Лариса.

— Это тайна,— прошептал Андрей.— Скоро узнаешь.

Миновали Петровский, Страстной, потом Тверской бульвары, и сани вымахнули на Никитскую.

— К Дому печати,— велел Андрей вознице.

Они подкатили к невысокому особняку за чугунной оградой. Андрей расплатился с возницей и велел ему подъехать к закрытию ресторана. Потом помог Ларисе выбраться из саней, забрал ее вещи, чтобы сдать их в гардероб.

В ресторане Дома печати Андрей был завсегдатаем: все его здесь знали и он знал всех — от братьев журналистов до швейцаров, буфетчиц, официантов и даже поваров.

Пользуясь своим знакомством с директором ресторана, Андрей попросил его накрыть столик на двоих в отдельном кабинете, чтобы меньше привлекать к себе внимания и вволю поговорить с Ларисой.

В ресторане было немноголюдно. Кивнув официантам, Андрей провел Ларису в приготовленный для них кабинет. Взглянув на богато и со вкусом сервированный столик, Лариса изумленно ахнула:

— Господи, и это все для нас? И это после голодной Котляревки?

И впрямь, после Котляревской, где ощущалось приближение голода, изысканные деликатесы вызывали у нее радость, смешанную с чувством стыда. В хрустале горкой возвышалась красная и черная икра, янтарно отсвечивали тонкие ломтики балыка. Были здесь и сациви, и маринованные грибки, и ветчина, и много других дразнящих аппетит закусок.

— Для моей цыганки… испанки… а может, итальянки — все яства скатерти-самобранки,— в рифму возвестил Андрей.

Он начал открывать шампанское. Пробка вырвалась из его рук и угодила в потолок, едва не задев хрустальную люстру.

— За встречу! — Андрей поднял бокал.— За то, чтобы никогда не расставаться!

От шампанского, от сверкания хрусталя, от тихой музыки у Ларисы закружилась голова. А может, это сказалась бессонная ночь в поезде… Лариса побледнела, примолкла, в зеленых ее глазах засветилась легкая печаль.

— Расскажи о себе,— тихо попросил Андрей.— Как ты жила? Что было с тобой в эти десять лет?

Лариса грустно смотрела на него и молчала.

— Если хочешь, я расскажу о себе,— предложил он.

— Не надо,— спокойно ответила она.

— Но мы же, надеюсь, узнаем друг о друге все?

— Нет, наверное. Человек всегда полон тайн и загадок. И в каждой душе есть что-то такое, чего не хочется открывать даже родной матери. Даже самой себе. Да и зачем нам узнавать о нашем прошлом вот таким образом? Как на вечере вопросов и ответов. Или на перекрестном допросе. Будем жить. И все узнаем. Вот сейчас я вспомнила, как поезд медленно подходит к платформе, я прилипла носом к окну и сразу же увидела тебя. Ты был весь занесен снегом. Это было совсем недавно — и уже стало прошлым. Вот я сказала слово, и жизнь укоротилась на несколько секунд. И слово мое, только что сказанное, в тот же миг уходит в прошлое. Тебе не кажется это трагедией человеческой жизни?

— Да, это, к сожалению, так. Но что можно изменить? Человек и могуч и бессилен. А ты не пожалела меня, когда увидела там, на платформе,— бедного влюбленного, занесенного снегом?

— Еще бы! Мне тебя до сих пор жалко. Я даже всплакнула.

— Что слезы женщины? Вода! — попробовал пошутить Андрей.

— Ты думаешь, Пушкин говорил это всерьез? Кровь людская — не водица.

— Любимая,— прошептал Андрей, пересел к ней поближе и поцеловал ее глаза.

— Я ослепну от твоих поцелуев!

— Хочешь, потанцуем?

Они танцевали до тех пор, пока оркестр не сделал перерыв. Музыканты пошли подкрепиться в буфет и перекурить. И тут кто-то по-свойски тронул Андрея за плечо. Он быстро обернулся и увидел прямо перед собой веселое смуглое лицо Миши Кольцова. Очки без оправы на прямом, с приметной горбинкой носу, шикарный заграничный пиджак, умопомрачительно яркий галстук и шикарные модные брюки.

— Привет, старик! — Кольцов стремительным цепким взглядом, словно вспышкой магния, охватил Ларису с головы до ног.— Рад с вами познакомиться. Вы когда-нибудь слышали такое великолепное и крайне редкое имя — Михаил?

— Первый раз в жизни,— приняла она его шутку, а про себя подумала: «Ну вот, еще один Михаил»,— А я — Лариса. Первая в мире женщина, которую нарекли этим странным именем.

— Неплохой диалог. Таким можно начинать повесть. Или даже роман.

— Сатирический,— усмехнулась Лариса.— Вот только Бог таланта не дал.

— Скромничаете? — Кольцов не прочь был поговорить ни о чем,— Это весьма похвально. Сейчас у нас скромность ценится выше, чем золото. Но каков этот фрукт! — кивнул он на Андрея.— В глазах всего общества выглядел этаким стойким женоненавистником, и надо же! Ну приспособленец, ну перевертыш, ну хамелеон! Вот уж не думал, не гадал увидеть тебя с прекрасной незнакомкой!