А. Марченко: Диктатор

Андрей, сидевший за другим столом, у большого окна, и наблюдавший за ними, испытывал к Гаю недобрые чувства, смешанные с гордостью, происходящей оттого, что Лариса всем остальным, даже самым красивым и геройским мужчинам, предпочла его, Андрея.

Временами Гай, поймав этот ничего хорошего не предвещавший ревнивый взгляд Андрея, стремительно изображал на своем лице, сухощавом и гордом, как у древнего римлянина, полное равнодушие и отворачивался к окну.

Там, за окном, начальник станции в фуражке с красным околышем, нелепо надвинутой на косматые седые лохмы, что-то отчаянно втолковывал окружившим его мешочникам. С котелками в руках бежали к походной кухне красноармейцы. У водокачки пыхтел маневровый паровоз.

Нежданно-негаданно невдалеке от водокачки прогремел сильный взрыв, разметав стаю ворон. Второй снаряд со зловещим шипением пролетел совсем рядом со станцией и едва не угодил в окно. Андрей свалился со стула на пол и тотчас же устыдился: Гай как ни в чем не бывало в позе победителя стоял у машинки и продолжал диктовать. Третьим снарядом разнесло оконные стекла второго этажа, и тут Лариса, обезумевшими глазами взглянув на Гая, подхватила машинку и выбежала в открытую дверь. Андрей бросился за ней и нагнал ее у водокачки. Рядом с изрешеченным осколками паровозом лежал убитый машинист.

Андрей схватил Ларису за плечи и легонько подтолкнул ее в воронку от снаряда. Она плюхнулась на сыроватую всклокоченную землю. Машинка вывалилась из ее рук, издав дребезжащий долгий звук.

— Не бойся, сюда снаряд уже не угодит,— пытаясь успокоить содрогавшуюся от рыданий Ларису, сказал он.

Лариса словно очнулась.

— Не угодит? Почему?

— Теория вероятностей,— тоном человека, умеющего давать точные ответы на любые вопросы, произнес Андрей,— Снаряд никогда дважды не попадает в одно и то же место.

— Правда? — В голосе Ларисы прозвучало смутное облегчение.— А вдруг?…

— А если вдруг, то погибнем вместе,— с охватившей его ошалелой храбростью сказал Андрей,— Главное, не остаться в одиночестве.

— Ты так любишь меня? И не сможешь без меня? Правда? Это правда?

— Правда,— очень серьезно сказал он, и можно было бы это единственное слово воспринять как отговорку, если бы Лариса не видела, какая нежность светится в его огромных синих глазах.

И она снова заплакала, теперь уже не столько от страха, сколько от переполнявшего ее счастья.

Обнявшись, они лежали на скате воронки. Вдруг сверху прозвучал требовательный баритон:

— В чем дело? Таким красавицам нужно танцевать на балах, а не плакать в воронке!

Они испуганно обернулись и увидели слегка смущенного военного, совсем еще юного, с округлым подбородком и по-девичьи припухлыми губами. По высоким голенищам его хромовых сапог метался беспокойный солнечный луч.

Военный не скрывал удивления от внезапной встречи, ошалело-весело смотрел на Ларису, изредка бросая испытующий взгляд на Андрея, будто сравнивая их и определяя, насколько они подходят друг другу.

— Давайте знакомиться,— предложил он,— Меня зовут Михаил.

— Грач,— смущенно и неохотно представился Андрей.

— Грач? — переспросил незнакомец,— Оригинальное имя!

— Это фамилия. Меня зовут Андрей.

— Славное имя! — воскликнул Михаил.

Его тон был неприятен Андрею. Он ничего не ответил и лишь нахмурил взлохмаченные широкие брови.

— Простите, а ваше имя, если это, разумеется, не составляет военной тайны? — с подчеркнутой учтивостью обратился к Ларисе Михаил.

— Самое обыкновенное — Лариса,— с вызовом ответила она, глядя на него снизу,— Впрочем, не представляю, какое это имеет для вас значение?

— Величайшее,— широко улыбнулся он и вызвал у Андрея еще большую неприязнь к себе.— И что же вы нашли интересного в этой чертовой воронке? — уже с легкой иронией продолжал Михаил.— Вокруг такая изумительная природа!

— Позвольте нам самим судить об этом…— начал было Андрей, но собеседник слегка дотронулся рукой до его плеча, прервав на полуслове.

— Я согласна со своим мужем! — вдруг выпалила Лариса.

«Мужем»! Она сказала «мужем»! — Радость закипела в душе Андрея.— Она впервые назвала меня так!»

— А вы помните, у Флобера,— Михаил словно не замечал их дерзости,— полюбив, женщина способна на величайший героизм. А вы, оказывается, такая трусиха!

— А что же вы оборвали мысль Флобера? — тоном учительницы, отчитывающей неуспевающего ученика, задорно спросила Лариса.

— Неужели?