Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам

— Скажите, — снова услышал он голос Лии, — а такое название партии — «большевики» — вам не нравится?

Что ж, Флегонт знал на Печерске очень симпатичных большевиков — Андрея Иванова, Василия Назаровича Боженко, например… Но они — тоже «социал–демократы». A еще есть «социал–демократы» — меньшевики. И они все время спорят между собой и приводят длиннейшие цитаты из Фридриха Энгельса и Карла Маркса. Он почувствовал себя сейчас в точности как на экзамене, когда вытянешь билет и надо отвечать, а что ответить — не знаешь… Нет, надо отсюда уходить! Та девушка — на Крещатике, во время драки с монархистами — была совсем другая. Во всяком случае, он представлял ее себе совсем не такой. Только под каким же предлогом вдруг встать и распрощаться?

Но Лия продолжала допытываться:

— Или же — «коммунисты»?

Слово «коммунист» гимназисту Босняцкому импонировало. В самом этом слове была какая–то волнующая привлекательность. И ведь он читал про Парижскую коммуну. Героические коммунары, собака Тьер и расстрел у стены кладбища Пер–Лашез… Но что такое «коммунизм» — ему было совершенно непонятно. Что за этим словом стоит? Все — общее? Города–коммуны. Дома–коммуны. Мое — твое, твое — мое… Разве это возможно? И вообще, коммунизм — ведь это без государств! А как же тогда будет с взлелеянным в мечтах — и Марина так увлекательно о нем рассказывает! — украинским государством?

— Босняцкий! — сказала Лия, и в глубине ее зрачков блеснули искорки сдерживаемого смеха. — Даю слово, что вы не знаете ни что такое социалисты–революционеры, ни кто такие большевики, которые, кстати, и есть коммунисты, потому что Ленин предлагает так назвать большевистскую партию, в отличие от меньшевиков, тоже социал–демократов.

Флегонт покраснел как рак.

Но Лия не дала ему впасть в отчаяние.

— Слушайте, Босняцкий! Беру с вас слово, что вы придете ко мне еще раз вместе с товарищами! Хорошо?

Флегонт нахмурился. Опять — с товарищами! Нет, он больше сюда не придет — ни с товарищами, ни один.

— A теперь, Босняцкий, еще один вопрос! Но — отвечать правду. Что вы любите больше всего на свете?

Флегонт совсем оторопел. Так его еще никто и никогда не спрашивал. Даже Марина. И разве на это сразу ответишь? Надо же подумать! Он даже толком не представлял, в каком направлении думать. О чем, собственно, речь?

Лия ему помогла:

— Что для вас на свете самое дорогое? Такое дорогое, что вы и жизнь за это готовы отдать? Есть у вас такое дорогое, священное?

— Украина.

Сказать это было не стыдно, и он даже почувствовал гордость. Но, когда слово уже сорвалось, он все–таки смутился. Может быть, его заявление выглядело чересчур высокопарно?

Лия смотрела на гимназиста несколько озадаченно. Конечно, она ожидала на свой, не совсем обычный вопрос, услышать из уст юноши что–нибудь выспреннее, даже абстрактное: на подобный вопрос трудно ответить просто. Однако ответ все–таки был неожиданный.

— Украина — сбитая с толку, переспросила она. — Почему? То есть, я хочу сказать, почему именно вы любите Украину?

— Потому, что это моя родина, — ответил Флегонт и тоже смешался: ответ по сути был верен, но звучал точно из букваря — и взрослому как–то неловко было это произносить.

— А Россия? — спросила Лия. — Разве вы не любите Россию?

— За что же мне ее любить? — угрюмо ответил Флегонт. — За то, что она угнетает мою родину? За то, что я, украинец, учусь в гимназии на русском языке? За то, что украинский язык вообще был запрещен? За то, что украинцев, которые боролись за национальное освобождение, ссылали в Сибирь?

— Но ведь в Сибирь ссылали и русских, и поляков, и евреев — революционеров!

— Против революционеров я ничего не говорю. Ведь они — революционеры! — Он вдруг рассердился. — А Россию я ненавижу!

— Ненавидите? — ужаснулась Лия и даже вскочила. — Ненавидите русский народ? Ненавидите русского безлошадного мужичка, русского рабочего, русского солдата?

— Ну, — пожал плечами Флегонт. — При чем тут народ? Народ тут ни причем! Народ я… люблю!

Лия вздохнула с облегчением.

— Значит, вы ненавидите не Россию, а — российскую империю, царский режим, который притеснял вашу Украину, ненавидите самую систему угнетения народа…

Флегонт опять пожал плечами. Все это само собой разумелось.

— Выходит, — обрадовалась Лия, — когда вы говорите, что любите Украину, это означает, что вы не можете примириться с нуждой и бесправием украинцев? И чтоб избавить народ от этой беды, вы готовы даже жизнь положить?