Антон Дубинин - Выпьем за прекрасных дам

У Антуана в вечно строящемся и перестраивающемся Жакобене была отдельная келья: большая роскошь для доминиканца — такие комнаты, с настоящими стенами вместо ростовых перегородок, позволялось иметь немногим братьям: только тем, кто особенно серьезно учился на данный момент или писал какой-нибудь важный труд. Учитывая тот факт, что в бытность мирянином Антуан никогда не имел своей кровати и делил ее сперва с сестренкой, потом с работниками отчима, а тут роскошь — своя постель, стол, стул, сундучок с книгами — монашеская жизнь не казалась ему особенно тяжелой, и это о таких, как он, писал святой Августин: «Что касается тех, кто ничем не обладал, пусть не ищут в монастыре того, что не смогли получить вне его, но пусть не будет недостатка в подаваемом им облегчении…» [1] Regula 1.5.

Как раз Августиново Правило вспомнилось почему-то Аймеру, в очередной раз подумалось, как на удивление легко ему всегда было выполнять именно эту часть устава…

— Тук-тук, проклятый приспешник инквизиции, за тобой пришли, — он привычно толкнул дверь плечом.

— Уже пора умирать за веру? — с улыбкой откликнулся из-за стола согбенный Антуан. Такова была старая шутка среди предыдущего тулузского новициата — родилась она после того, как пылкий Джауфре на рекреациях, говоря о призвании, насмешил всю компанию заявлением, что целью его вступления в Орден была и остается ни много ни мало — мученическая смерть. У вас есть еще время, чтобы подумать, нравится ли вам проповедь, учеба и братская жизнь, помнится, весело ответил тогда Аймер. Потому что если не нравится, вы быстро можете соскучиться в ожидании гибели — многие у нас и по сорок лет ждут, не дождутся, вон спросите брата Тьерри (семидесятилетний Тьерри был старейшим в общине…) Однако не огорчайтесь, учение и монашеское послушание вам тоже не подарок; от них если и не всегда умирают, то по крайней мере нечто мученическое в них найдется… Брата Джауфре потом не менее недели вся молодежь в глаза и за глаза называла не иначе как мучеником, что его, впрочем, отнюдь не угнетало; вскоре — из-за косых взглядов братьев постарше — кличка как-то поизносилась, а вот шутливое приветствие осталось, и не только для Джауфре.

— Живи пока, — махнул рукой Аймер, пряча бутылку за спиной. Антуан со скрежетом двинул стулом, поднимаясь навстречу; бывший наставник с одного взгляда узнал книгу, над которой он горбатился, делая выписки. Новый комментарий на «Сентенции» Петра Ломбардского. Объемистый труд брата Фомы с Сицилии, того, что сейчас преподавал в Париже, теперь вошел в обязательную программу обучения доминиканцев, и несколько лет назад эта самая книга ночевала и у Аймера в келье.

— Пришел тебя поздравить, восходящая звезда проповеди, — Аймер наконец выставил бутыль на освобожденный товарищем стул. — Вот добыл тут кое-что у Мартина, кормильца и поильца нашего, извлекая выгоду из болезней чрева…

— Кстати, как чрево твое? — Антуан сам спрашивал, и в то же время экономно притушил пальцами большую свечу: окошко пропускало достаточно света для пьянки, хотя и недостаточно — для чтения. Поздней весной тьма долго не подступает.

— Внутренность «успокоилась в уповании», так сказать. Вроде здоров. Так что лучшим лекарством хочу поделиться по поводу радости.

— Аймер, — юноша смотрел странно, тревожно, что ли; стоял посреди келейки как-то несуразно, повесив руки, будто не надумал, что этими руками собирается делать. — Спасибо тебе, брат, огромное, только… может, ты сам вино выпьешь, « ради желудка твоего и частых недугов »? Мне еще учиться сегодня, а праздновать-то… праздновать-то, друг, нам особенно и нечего.

Аймер поперхнулся вопросом, только глаза вытаращил. Антуан его опередил:

— Отказался я от назначения, — вид у него был такой, будто он страшно стесняется друга расстраивать подобными новостями. — Хорошо хоть, вовремя успел, не пришлось перед провинциалом позориться, быстро решил все с отцом приором, теперь просто пошлют Анри-Констана, он наверняка не откажется…

— Ты что, идиот? — искренне спросил Аймер, не зная, плакать ему или смеяться.

— Именно, — радостно улыбаясь, закивал этот сумасшедший. — Я идиот, Аймер. Homo sine litteris et idiota [2] Idiota — лат. «простец, не умеющий читать» (так — homines sine litteris et idiotae — в Деяниях говорится о Петре и Иоанне: «люди, не умеющие ни писать, ни читать». «Видя смелость Петра и Иоанна и приметив, что они люди некнижные и простые, они удивлялись, между тем узнавали их, что они были с Иисусом» (Деян 4:13) в библейском смысле этих слов… Я недоучка. Куда мне проповедовать с жалкими тремя годами? Ты ж знаешь лучше всех — у меня с латынью до сих пор проблемы, и вот брат Альберт с Фомой, со всей своей новой программой, тоже с трудом в голову укладываются. Я еле-еле грамматику одолел, Анри куда лучше справится! А я потом когда-нибудь, когда подтянусь. Услышал назначение — обрадовался, конечно, дурак потому что; а потом подумал — и не понял даже, как вы меня утвердили, я ж не готов совершенно…