Если бы это был прежний Кретьен, не тот, что стоял по колено в ледяной воде, говоря через поток — он бы почувствовал к старому катару жар ненависти. Но новый Кретьен, тот, которого называл братом бледный рыцарь с алым крестом на груди, не чувствовал ничего. Убеждать? Просить? Или — смешно и подумать! — угрожать человеку, который не боится, кажется, вообще ничего, для которого и мучительная смерть — радость и высшее благо?.. И новый Кретьен просто печально, учтиво поклонился и взялся за медную ручку двери.
— Постойте, — голос Оливье догнал его в спину. — Этьен со своим спутником сейчас в графстве Невер. Община в Везеле. Там они должны были подготовить свержение и лишение власти местного аббата, который есть волк среди овец и истинный слуга Сатаны, давний враг Добрых Христиан.
Кретьен обернулся. Невер… Везеле… Поле святого Бернара… Где он раздавал алые кресты. А потом рвал на полосы свою рясу…
Какое-то время они смотрели друг на друга — светлые, яркие северные глаза, и темные, почти черные — южные. Оливье длинен, прям, неподвижен, черная деревянная статуя — более детально прорезаны только лицо и желтые кисти рук. Потом Кретьен поклонился — низко, прижав к груди раскрытую ладонь.
— Благодарю, Добрый Человек. Да поможет тебе Господь.
4
— Да, благородный господин. Было такое дело.
Кретьен дернулся так, что даже слегка расплескал вино.
— Что?.. Говори подробней!..
Но трактирщик, посапывая, уже устремился за тряпкой — вытереть со стола. Со слугами здесь, кажется, дело обстояло негусто.
Шел пятый день с тех пор, как Кретьен, пользуясь своей громкой поэтической славой, заявился в замок графа Жервэ Неверского — заявился, только чтобы в тот же день его покинуть. Вести оказались ужасны. Бедняга злосчастный аббат святой Магдалены, свержение коего было уже близко, пожаловался королю и даже, кажется, Папе (или насчет Папы придумал донельзя смущенный граф, желая оправдать свое дальнейшее поведение?) Графу заплатили, и он, осознав тлетворное влияние ересей на католическую душу, отказался от своих пагубных намерений — он же почти согласился у себя в Везеле признать независимую общину с политическим устройством Юга… Гуго де Сен-Пьера, главного пособника еретиков, у которого они устраивали свои богомерзкие сходки, обличили, большинство еретиков, неверцев по происхождению, за один день быстро рассовали по тюрьмам, ожидая августейшего решения. А двоим зачинщикам, южанам-Облаченным, тем, кто принес сию пагубную заразу в чистые земли севера, удалось, к большому сожалению, ускользнуть.
Кретьен едва удержался, чтобы не врезать смущенному графу по физиономии. «Понимаете, господин мой, — говорил тот стеснительно, разглядывая свой кубок со светло-золотистым вином, как интереснейшую вещь на свете, — и в самом деле, меня словно околдовали, а тут у меня прямо-таки раскрылись глаза! Эти еретики, они еще и не такое могут. Вот наш капеллан говорит — с ними вообще не подобает беседовать честному христианину: стоит поговорить с ихним, извините за выражение, священником — и хлоп, оглянуться не успеешь, как ты у них в руках… Вот на юге у них, в Лангедоке, сидит такой Селлерье или Оливье — так это, говорят, вообще не человек, а сущий дьявол! Обольщает души просто-таки единым взглядом, нет на него Папской власти, на проклятого.»
(Сколько ж тебе дали, сколько ж тебе сунул этот несчастный аббат, тоскливо думал Кретьен, прижимаясь спиной к спинке высокого стула. Они с графом коротали досуг в ожидании трапезы за легким вином и шахматной партией, и граф теперь, хитро улыбнувшись, передвинул белую костяную пешку на клетку вперед. Верно, задумал какую-то каверзу.)
Бывает так, что аббаты в графстве богаче дворян. Бывает так, что и сам граф занимает деньги у прелатов, расположившихся на его земле… Особенно если эти священники из таких, о коих говорил Этьен — которые молятся не Господу, а скорее своему кошельку, и с собственных крестьян, братьев во Христе, готовы содрать три шкуры в счет налога…
— Угроза вашей ладье, мессир Кретьен.
— А? Что? Ладье?… А, ладье…
Кретьен рассеянно передвинул ладью с битого поля, и граф, продолжая хитро улыбаться, взял слоном его коня. Фигурки красивые, одни — костяные, другие — красного дерева. Кретьен играл красными. Следующим ходом придется пожертвовать пешкой. Маленькой деревянной пешкой, пехотинцем, которыми всегда жертвуют. Ради успеха всей игры. А маленькие темные пешки, которые так легко умирают, иной судьбы и не ждут. Не стать тебе новой королевой, пешечка, конец тебе пришел…
Читать дальше