Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век

— Я выше по реке заслон поставлю, а ты, Жирослав Михайлович, стой здесь. Князь Василько со мной пойдет. Ты уж один управляйся, — устало произнес Юрий Всеволодович. Обведя взглядом оставленное татарами поле битвы, горестно покачал головой. — Оно сколь воев полегло!

— Да и ворога немало, — заметил воевода.

— Все так, — согласился великий князь. — Да ежели бы не врасплох нас застали, так и татар положили больше, и мужиков сохранили. Ты вот что, Жирослав Михайлович, пока ворог с силами собирается, пошли мужиков вон за теми поваленными деревьями, — показал Юрий Всеволодович на бурелом. — Уложи на лед, все помеха коннице. Коли сильно напирать будут, то отходи, но держи мужиков, чтобы не побежали! Покажут спины — и себя погубят, и нам несдобровать!

— Будь в надеже, князь, татарам спин наших не видеть!

Юрий Всеволодович увел остатки владимирской и ростовской дружин вверх по течению. Здесь лес еще ближе сдвинулся, образовав коридор в пятьдесят шагов, не более. Длиной же тот коридор тянулся почти на версту.

— Ставить заслон будем, — решительно произнес князь. — Здесь, Дорофей Федорович, тебе стоять, — приказал он воеводе. — Даю пять сотен.

— Мало! Сомнут меня походя.

— То и нужно! — оживился князь. — Пусть татарвя в это узкое место втянется, а там пешцы да лучники с обеих сторон навалятся, только успевай поворачиваться. Ты, Василько, — обернулся он к племяннику, — пойдешь к той излучине, — показал великий князь рукой в сторону, где река пропадала за поворотом, — и там поставишь своих ростовцев. Да смотри! Стоять так, чтобы не осрамиться!

Юрий Всеволодович торопил свое изрядно поредевшее войско занять указанные места. Он понимал, что против туменов хана Бурундая не выстоять, но тлела в глубине души надежда, что свершится чудо и сильные, многочисленные полки новгородские придут на помощь. Великий князь слышал шум сражения — это воевода Жирослав Михайлович сдерживал татар, давая ему возможность собрать силы для главного сражения, и потому Юрий Всеволодович спешил. Вскоре прискакал от князя Василия Константиновича гонец: перекрыли ростовцы коридор.

— Слава тебе, Господи, успели, — перекрестился князь и, заметив среди гридей охраны Андрея, подозвал его: — Скоро ворог покажется, тогда не до разговоров будет. Потому хочу сказать тебе слово свое последнее. Виноват я перед тобой, Андрей. Ой как виноват! Бога молил о прощении, да, видно, тот не простил, коли потерял я всех и в свой последний час он привел тебя ко мне. Хотел я сохранить твою жизнь, потому приказал Роману не брать тебя от жены, от милой моему сердцу Дубравушки, да не послушался ты. Знай, что я о тебе помнил, и коли минует смерть, то найди епископа Кирилла. У него грамота, в которой прописано, что ты мой сын и, так Богу было угодно, с сего дня единственный преемник великого стола володимирского.

Юрий Всеволодович замолчал. Андрей, хотя весть сия была для него не новой, стоял в глубокой задумчивости и растерянности. Признание князя всколыхнуло в его душе воспоминания прожитых лет, и обида тяжелым камнем легла на сердце.

— Чего молчишь? — тихо спросил князь. — Доволен ли? Чин-то княжеский.

— А зачем он мне? — пожал плечами Андрей. — Не в княжеских палатах рос, не с княжеского стола ел, не на княжеских перинах спал. Хотя и не бедствовали мы с матерью, а все простого звания.

— Не спеши отказаться от княжеского звания. Татары-то скоро уйдут, зарастут травой пепелища, выйдут из лесов мужики да бабы, что от беды укрывались, и возродится земля володимирская. А тогда княжеству хозяин занадобится — князь.

Шум битвы нарастал, приближаясь. Юрий Всеволодович насторожился:

— Не надолго хватило Жирослава Михайловича, ползет нечисть нам на погибель. Давай обнимемся, сын. Коли совсем худо будет, то понапрасну голову-то под татарский меч не подставляй. На этой битве борьба с ханом Батыгой не заканчивается. Велика Русь, и воев в земле русской немало. Выстоим!

Уже ничто не сдерживало туменов хана Бурундая. Все, кто был с воеводой Жирославом Михайловичем, полегли, и серая сплошная масса всадников медленно надвигалась на застывших с отчаянной решимостью в глазах воинов воеводы Дорофея Федоровича. Каждый понимал, что смерть неминуема, но никто не дрогнул. Уперев древки копий в вырытые ямки во льду и направив острия в сторону противника, владимирцы лишь молили Господа, чтобы дал сил умереть достойно, не посрамив чести.

Хан Бурундай видел жалкую полоску русских воинов в пятьдесят шагов длиной, вставших на его пути, и рассмеялся: