Владимир Шатов - Возвращение

- Неужели? – задавала она один и тот же вопрос.

До этого дня Александра даже сама себе не признавалась, что живёт в Криницах только потому, что здесь живёт Николай. Когда она первый раз увидело его в немецком концлагере, то сразу почувствовала сильную симпатию.

- Может он признается, что я ему симпатична?

Александра устала ждать внимания, нравящегося ей мужчины. Николай до этого относился к ней как к сестре, внимательно и уважительно.

- Ведь у него нет зазнобы… - успокаивала себя Саша и ждала.

Они вышли из импровизированного кинотеатра и неторопливо пошли к дому. Хату Сафоновы поставили на самом краю села, и идти им было полчаса, а если неторопливо – час.

- Глянь Шура, - кивнул Коля в сторону кучкующихся людей, - бабы новости по радио слушают.

- Чего там может быть интересного?

Первый ламповый приёмник «Родина» появился в колхозной конторе совсем недавно. По нему слушали всем миром сводки о состоянии здоровья Сталина. Когда они проходили мимо как раз сообщили о смерти вождя. Бабка Настя Митина стала причитать:

- Милые, что ж мы будем делать без кормильца?

- Горе нам! – заголосили бабы.

Люди, сгрудившиеся вокруг приёмника вынесенного на крыльцо, зарыдали и закричали.

- Как жить дальше? – подхватили мужики.

- Война сызнова будет! – веско сказал дед Гаврила.

Сафонов и Шелехова тоже опечалились, но закалённые боевой юностью не подали вида, а пошли дальше. Александра шла слегка ошарашенная новостью, а потом спросила:

- Изменится что-то, как думаешь?

- Конечно, изменится, - внезапно засмеялся Николай и добавил, - ведь я скоро женюсь.

- Как женишься? – резко остановилась Саша.

- Также как все люди…

- У тебя же подруги не было!

- Была, - заулыбался молодой мужчина, - только я её в партизанском отряде потерял. Её тогда ранило, и поэтому отправили в госпиталь.

Александру словно ударили по голове паленом. Признание Николая явилось для неё полнейшей неожиданностью и оглушило больше чем уход из жизни Великого вождя. Она собрала последние остатки воли и, сдерживая дрожь в голосе, спросила:

- Как её зовут?

- Валентина! – мечтательно произнёс Сафонов: – Я её долго искал, а она оказывается, спокойно в Унече живёт. Представляешь, вчера случайно встретил на улице и она меня узнала.

- Счастье-то, какое! - кусая губы, сказала Саша и отвернулась.

- Ты что, обиделась?

- Нет, я за топором... - пошутила девушка сквозь слёзы.

Именно в эту минуту она решила уехать из Криниц в свой родной город.

- Больше ничего меня здесь не держит, - Александра плакала всю ночь, - у Машки своя семья. Она против не будет!.. В выходные поеду к ней, расскажу, она поймёт.

После смерти Сталина чуть легче стало с выездом из деревни на жительство в город. Отменили многие налоги: налог за бездетность с 18 лет, налоги за сады, за пчёл, за свиней. Заметно полегчало, и народ откликнулся на всё это частушкой: «Стал Маленков – дал нам хлеба и блинков!»

- Впервые в деревенском магазине в свободной продаже появились мука и хлеб. – Удивлялись наивные колхозники.

Александре той весной было не до того. Шелехова доработала до летних каникул и тепло попрощавшись со всеми Сафоновыми уехала домой.

- Спасибо за всё!

- Береги себя! – напутствовала её рыдающая подруга.

После проводов подруги Маша собралась съездить к матери в Криницы. Василий Королёв сел рядом с ней в зале ожидания районной автостанции и рассказал о своём неудачном сватании. Так Мария с сожалением узнала о роковой роли родной тётки в её судьбе.

- Жаль! - тихо сказала она.

- Я тебя присмотрел обутую в кирзовые сапоги 42 размера. – Улыбнувшись, признался стеснительный Василий.

- Тогда покупали на два-три размера больше, - смутилась женщина и покраснела, - чтобы в зимнюю стужу не одной суконной портянкой обернуть ногу.

- Ты мне в тех сапогах сразу в душу запала!

- Чего уж теперь вспоминать…

Через год Мария умерла во время тяжёлых родов, не сумев освободиться от непосильного бремени.

Почти десять лет после своего приезда в Ленинград Григорий прожил как во сне. Несмотря на присутствие в его жизни молодой и красивой женщины эти года ему ничем не запомнились. Он где-то работал, ходил в знаменитые музеи и театры, но не чувствовал себя счастливым.

- Не моё энто, - объяснял Григорий своё вечно плохое настроение гражданской жене, - не способен я жить в крупном городе.

- Почему? – не понимала Юля.

- Всё тута мне чуждо!.. Погода вечно сырая, вечно спешащие люди.