С того дня и после. Срубленные зимой. 2 повести

Таким его и запомнили.

– Слушай‚ – говорит он‚ – найди мне работу. Ноги‚ ой‚ ноги! – хоть бы отрезали‚ а голова живая. Найди мне дело.

Может‚ тираж напечатали в "Известиях"?

Надо срочно проверить облигации.

Он сидит возле телефона‚ на колченогом стуле и ждет терпеливо‚ не позвонит ли кто.

Дверь на лестницу открыта.

Поддувает ветерок.

Старость начинается с окостенения странных и нелогичных для других привычек.

– Сумасшедший‚ – говорит она. – Бегает на все звонки.

Так и чувствуется‚ что и ей хочется побежать‚ схватить трубку: уж не внуки ли?

Внуки тоже требуют сил.

А умираем мы‚ оказывается‚ так же‚ как мы живем.

Она скрывала от нас свои боли‚ чтобы не побеспокоить и не обременить на старости.

Надо было угадать самим‚ когда ей плохо‚ но мы не угадывали.

Может‚ когда забивалась в угол дивана‚ хохлилась‚ затихала надолго‚ куталась в коричневую‚ просторную кофту? Маленькая к старости‚ седенькая‚ сухонькая‚ легкой голубизны глаза за круглыми очками‚ руки с перевитыми жилами уложены на колени.

Сидела‚ как ждала чего-то.

– Что-то ты притихла‚ – говорили мы. – Неужто все дела переделала?

А она отшучивалась.

Теперь-то я знаю‚ чего она ждала‚ но тогда мы были недогадливыми.

Может‚ откровенничала она с подружкой или со случайной знакомой на бульварной скамейке‚ им изливала душу?

Не было у нее подруг.

Да и мы вечно спешили.

Она извинялась перед врачом "скорой помощи"‚ ночью‚ за минуты до смерти‚ в тяжелейшем сердечном приступе‚ что побеспокоила его по пустячному поводу. Она умерла‚ как подгадала‚ в тот самый день‚ когда закончили ему надгробный памятник‚ и имя ее на камне‚ рядом с его именем‚ выбили еще в мастерской: не пришлось беспокоиться лишний раз.

Она избавила нас от последних хлопот‚ как избавляла всю жизнь.

– Уже уходишь? – огорчается он.

– У него дела‚ – огорчается она.

Включит сейчас радио‚ сядет у репродуктора: "Иван Сусанин"‚ "Анна Каренина"‚ "Лебединое озеро" – тихие радости неискушенной жизни.

Что знаю о ней‚ ускользающей из засоренной памяти?

Не спрашивали ее при жизни.

Спохватились по смерти.

Выхватить успели из небытия‚ от последних‚ кто помнил‚ образ девочки‚ тихой и пугливой‚ что жила у богатых родственников на даче в Сокольниках. Взрослые ее почему-то жалели‚ а дети ревновали‚ дразнили‚ мучали. Играли в жмурки‚ завязывали ей глаза и убегали‚ а она стояла тихо‚ боялась снять повязку.

Что знаю еще?

Первая Мировая – нехватка. Гражданская – голодуха. Коллективизация – карточки. Вторая Мировая – дистрофия. "Теперь хорошо‚ – говорила напоследок. – Теперь можно жить". Первая работа в конторе над Елисеевским магазином. Ворох бумаг‚ с которыми не справлялась‚ и лишние выбрасывала в корзину: никто даже не хватился. Первая зарплата полтора миллиона. Морковка на Страстной – полмиллиона. Бегала с подружками в балетный кружок‚ что в Славянском Базаре. Бегала в драмкружок на Дегтярном. Там же шили сапоги из тряпок. Там же давали иногда поесть. В кружке по изучению музыки ничего не давали. Только слушали сонаты да пересказывали своими словами. В стылой комнате с сырыми углами. И вдруг! Баба с ведром‚ накрытым рваниной. Горячая пшенная каша. Растительное масло‚ пережаренное с луком. НЭП. Восторг! Объедение!.. Проблеск перед кошмарной бездной. А страхи – они впереди. Тридцать седьмой. Сорок первый. Пятьдесят третий. Век лютый. Сапог грубый. Прищур наглый. "Теперь хорошо‚ – напоследок. – Теперь можно жить".

Что же еще‚ что?..

Ходила по стеночке. Садилась с краешка. Место уступала в трамвае и в жизни. Мирила. Не перечила. Держала сторону невесток. Молчала‚ когда было не по ней. Угадывала желание. Помогала без просьбы. Упиралась – не сдвинешь. Исчезала – не заметишь. Пряталась за ним‚ шумным и видным‚ будто ее и не было.

Но его не было без нее.

Как же сохранила она доброту‚ качество скоропортящееся?

Как уберегла и донесла в целости‚ чтобы вернуть туда‚ откуда взяла?..

Часы стучат на стене.

Висящие наискосок часы: иначе они не ходят.

– Я пошел.

– Иди.

Спасибо вам‚ неизвестные мне сотрудники.

Спасибо за то‚ что долго не выпускали.

Даже книги подписные я выкупил: все-все.

Даже родителей успел похоронить: сначала его‚ потом ее.

Чтобы не оплакивать на расстоянии‚ по дорогому тарифу‚ в телефонном разговоре с Москвой.

Мне еще повезло.

– Поаккуратней через дорогу.