Уильям Нэйпир - Собирается буря

Пусть будут они прокляты. Прокляты те самозванцы, которые перехитрили их, обошли с флангов даже в центре битвы, выслали тайком подкрепление, напавшее на беззащитный лагерь, когда мужчины были далеко и сражались с врагом.

Некоторые из молодых и импульсивных кутригуров, оскалив зубы, повернулись к неприятелю, желая нанести последний безжалостный удар. Вместе со своим вожаком они ринулись в бой. Того свирепого воина с синими татуировками и с растрепавшимся пучком волос, которого гунны заприметили уже давно, но не могли достать или подобраться ближе, нельзя было снова упустить. Когда изможденные кутригуры опять решили идти в атаку, горя желанием ворваться и покончить с презренными бандитами и дерзкими незваными гостями, их вожак поднял меч правой рукой. Одновременно, словно в зеркальном отражении, будто не существовало ни времени, ни расстояния, командир отряда из двадцати всадников на холме поднял копье и направил в бредущего рядом связанного пленника. Им оказалась худощавая девочка-подросток, которая вздрогнула и сжалась.

Вождь кутригуров все это видел и громко прокричал приказ остановиться. Девочка была его дочерью.

Ситуация стала безвыходной.

С мрачным выражением лица старый вождь долго смотрел на холм, где стояло столько соплеменников в веревках и цепях. Он думал о великом становище у реки, оставленном утром в полном порядке. Теперь поселение превратилось в почерневшие от огня руины, в чем сомневаться не приходилось. Скот наверняка зарезали, лучших лошадей забрали и отогнали в другое место, а остальных закололи, и они умирали от жажды, открыв рот, лежа на вздувшихся животах и дергая ногами в нарастающей агонии на извилистом берегу реки. На мгновение кровь снова вскипела в старых тонких жилах вождя, и вновь захотелось помчаться во весь опор и, невзирая ни на что, покончить с врагами, принеся в жертву и молодых, и пожилых.

«Можно с удовольствием предать смерти ненавистных врагов, — размышлял вождь. — А младенцев? Их еще больше там, откуда пришли пленные. А вас, наши враги? — Вождь повернулся и осмотрел истощенных и окровавленных воинов, стоящих за жалкими рядами столбов. — Вы — трусливые собаки и предатели, озлобленные шпионы. Должна быть возможность уничтожить вас. Хоть бы одна-единственная…»

Но это неправильно. В горе и в приступе ярости кутригуры накинулись бы и убили его, покончив со своим вождем.

Необходимо как-то извлечь пользу из ситуации. Нужно действовать так, как подобает настоящему вождю в трудный час, или остальные набросятся на него, как волки на оленя, и разорвут.

Медленно кутригур двинулся на коне к линии боя. При нем не было оружия, кроме деревянной палки. Воины расступились в разные стороны. Вождь остановился перед остатками колючих зарослей. Все кутригуры сделали несколько шагов назад. Предводитель врагов снова сел на лошадь, чтобы встретиться с вождем. Правый бок Аттилы был промокшим и темным, но он сидел невозмутимо и прямо, не шатаясь. Конь оказался грязным маленьким пегим жеребцом с жестоким взглядом — бойцовским. Это старый вождь сейчас уже знал. Он понимал и то, что те несколько дюжин человек оказались такими воинами, с которыми встречаться еще не доводилось. На них божье проклятье…

Два предводителя посмотрели друг на друга.

— Значит, — сказал вождь, — ты нападаешь на наших женщин и убиваешь детей. Пронзаешь мечом младенцев. Вот как ты сражаешься, как одерживаешь победу!

— Твои глаза стали слабы, старик, — ответил Аттила. — Взгляни-ка снова. Так ты мог сделать, не мы. Женщины и дети все еще живы, а вот многие славные воины — нет.

— Ты — порожденье…

— Я — милосердный человек, — сказал Аттила. — Что приказать мне своим воинам? Убить женщин и детей у тебя на виду? Всех пленных зарежут прежде, чем ты доскачешь и остановишь моих людей. Успеешь только несколько раз вдохнуть. Гунны все делают быстро. — Аттила улыбнулся. — Но у меня нет желания убивать слабых и беззащитных. Мои воины милосердны, как и я. Давай договоримся.

— Ты — демон!

Аттила покачал головой:

— Нельзя вести переговоры с горячей головой. Вероятно, тебе нужно отдохнуть после напряженной битвы, старик. И тогда сможем все обсудить. Но помни: женщины и дети на том холме, как и мы. Пока ты готовишься к перемирию, мы позаботимся о них. — Аттила снова улыбнулся волчьей белозубой улыбкой, сложил сильные руки на груди и снова высоко поднял голову.

— Мне не нужен отдых, — прорычал старый вождь с потемневшим от гнева лицом. Уставившись в желтые глаза незнакомца, он спросил: