Путна и сам не понимал, отчего вдруг так по-юношески разволновался. За девять лет военно-дипломатической службы в Берлине, Токио, Лондоне, казалось бы, всякое было, а тут, в Париже, дал слабину. И вовсе не потому, что по воле судьбы и в соответствии с международным протоколом Марсельеза слилась с Интернационалом. Внешний повод, не более. Все реже и глуше откликались на это потайные струны. И вот, поди же, как память тревожно взметнулась, угнетенная стойкой горечью разочарований, как, разворошив догорающие уголья, пахнула опасливым чадом в глаза.
Привычным усилием Путна заставил себя отключиться от личных переживаний. Процедура взаимных представлений закончилась. Теперь каждое слово имело значение. Недаром газетчики и кинохроникеры замкнули военных в плотное кольцо. Поминутно вспыхивал магний.
Втянутый, почти помимо воли, в непринужденно завязавшуюся беседу, комкор позавидовал безмятежному спокойствию Тухачевского.
Равно приемля темпераментную жестикуляцию начальника штаба воздушных сил Келлера и чопорную сдержанность военного разведчика Дювернуа, Михаил Николаевич непринужденно завладел инициативой.
— Судя по вашим словам, господа,— сказал он, одобрив намеченную программу,— мы уже приступили к работе?.. Лично я нисколько не возражаю. Если Компьенское перемирие могло быть подписано в железнодорожном вагоне, то чем плох этот замечательный вокзал для нас, солдат, да еще и союзников?
Приправленный шуткой комплимент был встречен одобрительными улыбками. Красный полководец определенно оправдывал ожидания.
«Великолепное понимание духа истории...» — репортеры торопливо заполняли блокноты стенографическими завитушками.— «Аристократические манеры потомка прославленных генералов...» «Безупречная речь воспитанника Дидро и Монтеня...»
С разных сторон посыпались вопросы.
— Потом, дамы и господа,— генерал Жеродиа повелительным жестом разомкнул окружение.— Прошу,— он предупредительно указал дорогу зажатой в руке перчаткой.
Сцепив локти, жандармы образовали проход.
— Вы уже знаете, что ваш визит вызвал заметную нервозность в Берлине? — спросил Жеродиа по пути к машинам.
— «Владыка Журнализм, ведущий свистопляску, глупец, кому дано при помощи столбцов дурачить по утрам три тысячи глупцов»,— процитировал маршал.— Это из Альфреда Мюссе, мой генерал... Политику в наш век все-таки определяют самолеты, а не красивые слова.
— Совершенно с вами согласен! — обрадовался генерал Келлер.— Буду рад продемонстрировать высоким гостям искусство наших пилотов в небе Шартра.
— Почему именно самолеты? — осторожно поинтересовался полковник Гоше.— Не танки, не газы?
— В непосредственной связи с вопросом о нервозности,— мгновенно отреагировал Тухачевский.— На конец прошлого года в Германии было произведено четыре тысячи пятьсот единиц. Есть о чем призадуматься.
— Этот вопрос наверняка будет поднят на встрече с нашим министром. Генерал Венцов, надеюсь, располагает программой? — Жеродиа обернулся к военному атташе.
— Так точно, господин генерал. Спасибо за любезность.
— Тогда все в порядке. До скорой встречи, господа. Увидимся в военном министерстве.
Тухачевский уже стоял возле открытой дверцы автомобиля, когда на стоянку, прорвав оцепление, влетела молодая энергичная дама.
— Два слова для агентства «Гавас»! — выпалила она на одном дыхании.— В виде исключения, маршал!
— Сожалею, сударыня,— Михаил Николаевич предупредительно обернулся.— Как человек военный, я лишен возможности дать интервью.
— А если вопрос не политического характера? — запахнув коверкотовое пальто, помятое в легкой потасовке с полицией, она оборвала висевшую на нитке пуговицу и обезоруживающе улыбнулась.— И не военного?
— Тогда ничего не поделаешь, придется подчиниться. Слушаю вас, мадам.
— Я читала, что маршал обожает женщин. Это правда?
Стоявшие рядом французы встретили вопрос жизнерадостным смехом. Сотрудники советского полпредства, растерянно переглянувшись, полезли в машины.
— Боюсь, что так, прекрасная парижанка,— скрывая улыбку, Тухачевский слегка поклонился.— Но не судите слишком строго грешников вроде меня.
— Никогда в жизни! — просияла она, сразу похорошев.— На таких грешниках держится наш жалкий мир.
Репортаж (вместе со снимком маршала и интервью- ерши) появился в вечернем выпуске «Фигаро». Пространное описание церемонии встречи заключали следующие слова:
Читать дальше