Еремей Парнов - Заговор против маршалов

«Никому не позволим посягнуть на нашу землю». Горький (части гарнизона)...

«Гневом полны речи». Одесса...

«Требование сотен тысяч людей». Ростов-на-Дону...

«Они заплатят своей кровью». Иваново...

«Не пощадим своей жизни за дело Ленина — Ста­лина». Воронеж...

«Карать, как самое тяжелое злодеяние». Централь­ный аэродром имени Фрунзе...

«Мы шлем пламенный привет верному сыну партии и народа — тов. Ежову, под чьим руководством слав­ный НКВД вырвал с корнем шпионскую банду»... Завод № 84.

«Мы готовы дать уничтожающий отпор врагу». Бойцы и командиры части тов. Калмыкова...

«Никому не удастся подорвать нашу мощь». Орде­ноносцы колхоза имени Петровского, Винница...

«Бойцы и машины в боевой готовности». Пяти­горск...

«Будем свято хранить государственную и военную тайну». Белорусский военный округ...

«Расстрелять всю шпионскую шайку». Завод-Гигант «Красное Сормово», Горький...

«Да будут прокляты подлые их имена!» Сверд­ловск...

«Рабочее спасибо наркомвнудельцам и тов. Ежову». Завод имени Орджоникидзе, Москва...

«Грозен гнев народа». Харьков...

«Смерть предателям родины!» Куйбышев...

«Преступления, от которых содрогаются сердца». Тула...

«Разоблачение шпионской банды крепит мощь Красной Армии». Военно-политическая академия РККА имени Толмачева...

Вместо «огромного зала Советского суда», что ри­совался воображению комсомольского поэта, была тю­рьма НКВД и выкрашенная зеленой масляной краской комната с длинным столом и стульями в этой тюрьме. Как и во всяком учреждении, мебель блестела жестян­ками инвентарных номеров.

Стояли подсудимые, стояли их опекуны — следова­тели, стояли члены трибунала.

«Следственным материалом установлено участие об­виняемых, а также покончившего жизнь самоубий­ством Гамарника Я. Б. в антигосударственных связях с руководящими военными кругами одного из иностран­ных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР. Находясь на службе у военной раз­ведки этого государства, обвиняемые систематически доставляли военным кругам этого государства шпион­ские сведения, совершали вредительские акты в целях подрыва мощи Рабоче-Крестьянской Красной Армии, подготовляли на случай военного нападения на СССР поражение Красной Армии и имели своей целью со­действовать расчленению Советского Союза и восстано­влению в СССР власти помещиков и капиталистов».

Огласив обвинительное заключение, Ульрих разъяс­нил подсудимым, что дело слушается в порядке, уста­новленном законом от первого декабря 1934 года, то есть без участия защиты, с полным «кировским» набо­ром: приговор окончательный, обжалованию не подле­жит, исполняется незамедлительно.

— Признаете ли вы себя виновным в предъявлен­ных обвинениях? — Ульрих начал поименный опрос.

— Мне кажется, что я во сне,— отрешенно отклик­нулся Тухачевский.

— Повторяю вопрос: признаете ли вы себя винов­ным?

— Признаю.

Остальные тоже ответили утвердительно. Сидевшие в зале следователи, как по команде, облизали пере­сохшие губы. Кто полез в карман за носовым платком, кто по-простецки отер вспотевшие ладони о ляжки. Помощник начальника пятого отдела ГУГБ Ушаков самодовольно подмигнул Эстрину. Но торжество его было, пожалуй, преждевременно.

Подсудимые, хоть и подтвердили в самой общей форме те показания, что давали на следствии, заняли уклончивую позицию. Пустились в ненужные рассуж­дения, фактически сводя на нет чистосердечность при­знаний. Тухачевский вообще начал вилять, словно не он, а кто-то другой подписывал, что еще в двадцать пя­том году передал польскому шпиону данные о состоя­нии воинских частей и установил в тридцать первом связь с начальником германского генштаба Адамсом! Казалось, чего теперь-то финтить? Простого кивка и то было бы достаточно. Но он ударился в психологию. Начал доказывать, что знал Домбаля не как шпиона, а как члена ЦК Компартии Польши. Да мало ли кто кем был? Из нынешнего положения исходить надо. Вся польская секция Коминтерна — сплошь шпионы. Отсюда и танцуй. А он что делает? И, главное, серьез­но предупреждали. Того и гляди от немцев пойдет от­крещиваться.