Еремей Парнов - Заговор против маршалов

Сидя во главе длинного стола, Климент Ефремович вскользь упомянул об этом прискорбном факте и приз­вал к удесятеренной бдительности. Затем, без всякого пе­рехода, повел разговор об успехах и достижениях, по­минутно заглядывая в машинописный текст. Готовясь выступить на Пленуме ЦК, он, как видно, решил обка­тать свою речь на Совете. Бесцветные, стилистически однообразные пассажи скользили мимо ушей.

Тухачевский рассеянно вырисовывал на лежащей перед ним стопке листов скрипичные ключи и нотные линейки. Глянув исподлобья на сидевшего напротив Егорова, отметил, что начальник генштаба слушает с застывшим, ничего не выражающим лицом. Флагман флота Орлов тоже, кажется, был увлечен исключитель­но рисованием. Заполнив очередной листок, Михаил Ни­колаевич окончательно отключил слух и принялся на­брасывать чертеж динамореактивной пушки в аксоно­метрической проекции.

Дела на ракетном фронте обстояли не блестяще, как, впрочем, и в других областях новейшей техники. Всюду ставились палки в колеса. Особенно напряжен­ная ситуация создалась с внедрением в практику элек­тромагнитного луча. Несмотря на поразительные ре­зультаты, дальше опытных разведывательных станций ПВО, о чем он писал еще Кирову, так и не пошло. Отра­женные радиоволны четко фиксировали самолет на большой высоте и в условиях самой плохой видимости. Дальность обнаружения тоже удалось довести почти до двухсот километров. В пересчете на время это давало двадцать минут форы. Но вместо того чтобы всячески поддержать изобретателя Ощепкова, его зачем-то стали тягать в НКВД. В конструкторском бюро и на оборон­ных заводах сгущалась нездоровая атмосфера всеобщей подозрительности. Клеветники и доносчики чувствовали себя, как рыба в воде. Травили Бекаури и Курчевского, охаяли новый парашют Гроховского. Ракетчиков тоже трясли. Клейменов, Глушко и Лангемак прямо ничего не говорят, и это понятно, но по всему видно, как им нелегко. А вот Королев, горячий энтузиаст меж­планетных полетов, однажды не выдержал, выругал­ся: «Так, мол, и так, всюду врагов выискивают, а, может, сами-то и есть первейшие враги».

Такая вот невеселая музыка...

Покончив с общими декламациями, нарком пошел сыпать цифрами. Тухачевский невольно прислушался.

— Если в двадцать девятом году на одного красно­армейца приходилось в среднем по всей РККА около трех механических лошадиных сил, то сейчас это число приближается к десяти. Это значительно выше, чем во французской и американской армиях, и выше даже, чем в английской армии, наиболее механизированной. Но­вая многочисленная техника вызвала резкое повыше­ние удельного веса технических кадров РККА. Если в конце двадцатых годов эти технические кадры были у нас количественно незначительны, то на сегодня добрых шестьдесят процентов всего личного состава армии прис­тавлены к технике, являются большими и малыми тех­ническими специалистами. Если наших пулеметчиков стрелковых, кавалерийских и прочих частей также при­числить к техническим кадрам, тогда техников будет уже около семидесяти процентов...

Цифирь была дутая и не лезла ни в какие ворота. «Если зачислить в технические специалисты пулемет­чиков,— Тухачевский мысленно воспроизвел речевой строй Ворошилова,— то чем хуже простые пехотинцы? Трехлинейная винтовка тоже как-никак механизм. И повара на походных кухнях сродни машинистам... Сло­вом, стопроцентная механизация. Можно закрыть воп­рос и почить на лаврах».

Закончил Климент Ефремович в привычном ударно- наступательном духе:

— Я уже говорил и готов повторять это вновь и вновь, что мы должны победить врага, если он осмелится напасть на нас, малой кровью, с затратой минималь­ных средств и возможно меньшего количества жизней наших славных бойцов. Мы не только не пустим врага в пределы нашей родины, но будем его бить на той тер­ритории, откуда он пришел.

После такого вступления Совет протекал довольно вяло. Говорили все больше о политике: антикоминтер­новский пакт, положение в Испании. Кто-то, кажется Тимошенко, подал реплику, что танки будто бы неважно зарекомендовали себя в уличных боях — горят, как спички.

— А товарищ Тухачевский на них делает основную ставку,— подхватил Ворошилов.— У нас уже четыре механизированных корпуса, а он требует еще и еще. Не пора ли, как говорится, проверить теорию практикой, Михаил Николаевич?

— Смотря что считать теорией, а что практикой? Для дальнейшего развития теории глубокой операции испанская кампания — неудачный пример.— Тухачевский уклонился от прямого спора.— Товарищ Во­рошилов совершенно правильно отметил неуклонный рост могущества РККА. Наши достижения бесспорны. Ныне стрелковая дивизия при штатной численности в двенадцать тысяч восемьсот человек располагает пятью­десятью семью танками, сотней орудий, должным ко­личеством станковых, ручных и зенитных пулеметов.— Он тактично подсказал реальные цифры.— Однако глу­бокая операция являет собой принципиально иной вид боя. Это предполагает совершенно новую организацию таких формирований, как танковый корпус. Нам необ­ходимо иметь десять, а то и более корпусов. Точно так же, как и отдельных воздушно-десантных дивизий.