— От нас не зависит. Но о войне будем думать завтра, а сейчас — все за стол! Враг только сильного боится.
Ужин прошел на удивление весело. С длинными тостами, розыгрышами. Когда кто-то предложил выпить за «нашего командарма», Уборевич требовательно застучал вилкой о графин.
— Никаких командармов! Подхалимажу — бой! Я еще не дошел до того, чтоб отнять у жены праздник. Давайте лучше споем.
Ковтюх затянул «Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю...». Потом спели «Орленка» и громко, с подъемом — «Если завтра война, если завтра в поход...».
Едва кто-то начинал, тут же подхватывали: репертуар был почти неизменным.
Женщины незаметно убрали со стола, а пение продолжалось. Горбачев повел было «Дальневосточную», но его перебили, и, оглашая прихлынувшую к окнам ночь, полилась другая, любимая:
И останутся, как в сказке, Как манящие огни, Штурмовые ночи Спасска, Волочаевские дни...
— А ведь это про вас, Иероним Петрович,— сказала Смирнова, завороженно вглядываясь в кромешную стынь.— Про вас,— она словно что-то провидела там, далеко-далеко, проникшись тревожной дрожью неведомо откуда летевших радиоволн.
Уборевич безотчетно последовал за ее тоскующим взглядом. В черном стекле светилось отражение абажура.
Все решили, что пора танцевать. Ковтюх сменил иголку, закрутил патефон.
— «На сопках Маньчжурии»! — объявил не без торжественности, ставя пластинку.— Кавалеры приглашают дам.
— Веселиться так веселиться! — Уборевич подхватил жену.
Танцевали под «Черные глаза» и «Ответ на «Черные глаза», под запрещенного Лещенко.
Каким щемяще-хрупким казалось счастье.
После свидания с японским послом Гитлер отбыл на несколько дней в Берхтесгаден. Матово посеребренный лес, безмолвие горной долины, величавое спокойствие снежных вершин. Здесь легче дышалось и думалось.
Япония присоединилась к антикоминтерновскому пакту. Ось превращалась в опрокинутый треугольник, нацеленный вершиной на Азию и Пасифик. Знак воды и ада.
Капитан Видеман осторожно положил подколотое к конверту письмо.
— От кого?
— От генерала фон Бека. Доставили из канцелярии... Второе за неделю.
— Придется его принять.
— Я позвоню генералу.
Они обивали пороги группами и поодиночке. Сначала Гальдер и Фрич, потом Бломберг, теперь этот назойливый Бек. «Плохо не то, что мы делаем, а как мы делаем». Много он понимает! Фюрер нуждался в красно- лампасных педантах с моноклями, но ощущение постоянной зависимости глубоко уязвляло его ранимое сердце.
Бек — честолюбец и критикан. С Беком ясно. Но Бломберг! Кажется, получил все — возможное и невозможное. Министр, маршал, заместитель председателя имперского совета обороны. Его, фюрера, заместитель. И не успокаивается, продолжает интриговать. Хочет усидеть на двух стульях, остаться угодным и тем и этим.
Но дело он знает, этого у него не отнимешь.
Завершена третья волна формирований. Численность вермахта достигла установленной «Законом о воинской повинности» нормы. Срок службы увеличен до двух лет.
Под давлением фюрера Бломберг снабдил прошлогоднюю директиву решительной добавкой: «...Начать
войну внезапным нападением, необходимыми силами и в момент, когда это потребуется».
Под его руководством имперский совет обеспечил оперативное взаимодействие партийно-государственного аппарата, индустрии и вермахта. Нейрат, Шахт, министр народного хозяйства Шмидт и даже сам доктор Геббельс входят в совет на правах членов. Министр просвещения Руст послушно санкционировал приказ о сокращении учебного года на три месяца. По всей стране гимназисты проходят военную муштру. Владельцы автомашин считают почетным долгом вступить в Национал-социалистический автомобильный корпус. Под руководством офицеров формируются кадры для моторизованных дивизий. Любители верховой езды зачислялись в Корпус кавалерии. Окружные и районные спорт- фюреры отвечают за физическую подготовку будущих новобранцев. Еще вчера буйные и неукротимые штурмовики послушно маршируют на плацу под окрики армейских фельдфебелей и лейтенантов.
«Никогда и нигде вооруженные силы не были столь тождественны государству, как сейчас». Рейхенау прав. Никогда и нигде.
Только за первый год новой власти генеральский контингент вырос почти в десять раз. Ни на какой войне нельзя получить столь быстрое продвижение. Мюнхенская золотошвейная мастерская едва поспевает с поставкой знамен для новых полков и дивизий.
Читать дальше