Клыч Кулиев - Чёрный караван

Купец Юнус был родом из Коканда. В Мазари-Шериф приехал еще мальчиком, вместе с отцом. Его отец был знаменитым ювелиром, изготовлял из бадахшанских рубинов отличные украшения и продавал их затем в Кабуле и в Герате. Юнус тоже стал ювелиром, даже превзошел в мастерстве своего отца, познакомился с торговцами из Индии. За короткий срок Юнус преуспел, сколотил большое состояние. Потом и сам нашел дорогу в Индию, даже раза два посетил Дели. Однажды, когда он был в Лахоре, один из наших «купцов» случайно встретился с ним и обратил внимание на его веселый нрав и живой ум. Произошло это лет десять — двенадцать тому назад. Тогда Юнусу было лет сорок, говорил он на трех языках — узбекском, персидском и урду. А теперь, наняв для этого мастера из Индии, он изучил и хинди. Кроме того, мог объясниться на английском и на русском. Писать, однако, не научился, только с великим трудом мог написать несколько слов по-персидски. Но у него была великолепная память: подробно, со всеми деталями, он мог пересказать все слышанное и виденное, даже события десятилетней давности, так, будто только что был их очевидцем.

Лавка Юнуса помещалась во внешнем городе, на улице, где жили такие же достойные люди, как и он сам. Не задерживаясь, мы направились прямо туда. Юнус занимал один почти целый квартал. В доме, выходящем на улицу, была лавка и мастерская. Позади, в глубине двора, находился дом, в котором жил он сам.

Юнус знал о том, что мы придем. Поэтому в лавке не оказалось посторонних. Я поручил капитану заглянуть в соседние лавки, а сам с хозяином дома поднялся на второй этаж. Юнус подготовился к продолжительной беседе. На низеньком широком столике были расставлены кушанья и всевозможные напитки, вплоть до виски, джина и коньяка. Но у меня не было желания засиживаться, хотелось только уточнить кое-что и уйти. Еще раньше я поручил Юнусу выяснить, с кем полковник Арсланбеков встречался в Кандагаре. Юнус протянул мне конверт с письмом:

— Очень осторожный человек. Как правило, встречается с нужными людьми по ночам. Берет с собой помощников, выходит на безлюдную улицу и вдруг исчезает. Мне кажется, он знает, что за ним следят. И все же мы кое-что уточнили.

Я бегло проглядел письмо, спросил, кто ударил ножом помощника полковника. Юнус не мог сказать ничего определенного. Я дал ему еще кое-какие задания и, предупредив, что через несколько часов отправлюсь в Термез, хотел уже проститься. Юнус жестом остановил меня:

— Не ездите через Термез.

— Почему?

— Неужели вы не слышали? Ленин тяжело ранен…

— Ленин?

— Да… Говорят, большевики в Термезе в большом волнении. Усилили охрану границы. Задерживают всех, кто подойдет близко.

— От кого вы это слышали?

— Мне сказали люди, которые приехали из Термеза. Сейчас все только об этом и говорят…

Прибежал, запыхавшись, капитан Дейли и, заикаясь от волнения, выпалил:

— Поздравляю, Ленин ранен!

Я невольно улыбнулся:

— Опоздали, капитан… Юнус только что сообщил мне об этом.

Сказав на прощанье, что все же решил ехать через Термез, я расстался с Юнусом.

На нашей квартире нас уже ждал Арсланбеков. Он пришел с тем же известием. За ужином мы говорили только об этом. Неожиданная новость глубоко взволновала меня, вызвала смешанные чувства. С детства я привык преклоняться перед великими личностями — Ганнибал, Александр Македонский, Цезарь, Наполеон, Кромвель. Малышом я любил слушать рассказы о них и теперь не переставал интересоваться их жизнью, когда находил для этого время. И вдруг на исторической сцене появился Ленин. И затмил всех своих предшественников и современников. Где наш дальновидный Ллойд Джордж? Где хитрый француз Пуанкаре, мастер политической интриги? Где Вильсон? Президент Вильсон, определяющий границы всему миру, сидя в Вашингтоне? Только несколько месяцев назад эти три имени были на языке у каждого. А теперь? Теперь, куда ни придешь, — Ленин… Кого ни встретишь, говорит о Ленине… Что такое? Неужели это означает, что он уже встал в ряды великих людей? Неужели мы должны будем склонить перед ним головы? Нет, такая насмешка истории была бы немыслима! Вот почему, должно быть, известие о выстреле в Ленина принесло мне какое-то неожиданное облегчение. Ленин представлялся мне хребтом большевистской революции. Устранение его, казалось, должно было повлечь за собою спад революционной волны. Может быть, так и будет?

Мы благополучно переправились через Амударью. Нам не помешали ни большевики, ни меньшевики. Прошел спокойно и второй день. Но на третий день произошло событие, которое наверняка долго не изгладится из нашей памяти.