Клыч Кулиев - Чёрный караван

Музаффар-хан изменился в лице. Вскочил, замахал руками.

— Проводи их в крепость… Не пускай сюда! — проговорил он и чуть не бегом бросился из комнаты.

Мы с Абдукерим-ханом остались вдвоем.

И вот подошло время распрощаться и с Музаффар-ханом. О нем у меня осталось неплохое впечатление. А встреча с Абдукерим-ханом помогла оценить настроения берберов, возможность использовать их как средство давления на политику афганского правительства. Конечно, никаких обещаний берберу я не дал, но и не разочаровывал его. Мы простились с надеждой встретиться вновь.

Музаффар-хан на прощанье повторил слова, которые говорил уже не раз:

— Мы, господин полковник, сделаем все возможное. Если понадобится, поедем в Кабул, к самому эмиру. Но многое зависит от вас… От ваших сил в Закаспии. Если вы сумеете сбросить большевиков в Амударью… Поверьте, все изменится. И эмир станет совершенно другим, и его окружение.

Я вместо ответа крепко пожал маленькую дрожащую руку хана.

Когда солнце стояло уже высоко, мы нагнали караван и соединились с ним. Около сотни хорошо нагруженных верблюдов были готовы двинуться в путь. Караван-баши уехал раньше. На гребне невысокого барханчика, собрав вокруг себя своих нукеров, он поджидал нас.

— Якуб-хан! Скажи, сколько раз ты останавливался у этого барханчика? — спросил Шахрух.

Покручивая по привычке усы, Якуб ответил:

— Сейчас мне ровно пятьдесят четыре года. С шестнадцати лет я хожу с караваном. И каждый год раза четыре делаю здесь привал. Остальное подсчитай сам…

Пообещав ему сделать этот подсчет в пути, мы распрощались с Шахрухом и, взяв курс на Бала-Мургаб, отправились своей дорогой.

Дорога эта была долгая, к тому же унылая. Поначалу вела через голые горы и холмы, а затем по пескам пустыни. Страшнее всего было то, что до самого Мазари-Шерифа нам предстояло встречаться главным образом с туркменами. А всем известно, что они издревле занимаются разбоем на дорогах, грабят караваны. Поэтому на душе у нас было тревожно.

Я попросил караван-баши рассказать о себе. Он охотно согласился. Подъехав ко мне вплотную, он начал свой рассказ, не забывая в то же время следить за караваном:

— Нас называют вазирами. Таких, как мы, немного, Но в джигитовке и в умении владеть саблей с нами не сравнится ни одно племя Афганистана. Ездить верхом, владеть саблей мы учимся с детства. На то есть причина: основное наше занятие — ходить с караванами, возить грузы. А в нынешнее время, как вы сами знаете, преодолевать дороги, да еще с ценным грузом, — дело нелегкое. Много аламанщиков [38] Аламанщик — налетчик, грабитель (туркм. — аламачи). рыщет в поисках хорошей добычи, Только зазевайся — и попадешь к ним в лапы. Вот почему все мы — и караванщики и воины…

Действительно, у всех людей каравана были за плечами винтовки, а на поясе патронташи, набитые патронами, и кинжалы в черной оправе. Все погонщики как на подбор — рослые, со смелыми, горящими глазами.

Якуб, видимо, решил подтвердить свои слова действием. Он отъехал в сторону и обратился к молодому джигиту, сидевшему на переднем верблюде:

— Бенава… Ну-ка, сбей его!

Не тратя слов, джигит скинул с плеча винтовку и прицелился в парившего над караваном ястреба. Раздался выстрел. Огромная птица камнем полетела вниз и рухнула на землю.

Якуб улыбнулся и удовлетворенно подкрутил оба кончика своих усов.

Тяжелый караван медленно тянулся по широкой древней дороге. Хвост каравана терялся вдали, только глухо позванивали колокольцы, привешенные к шеям последних верблюдов. Если смотреть на верблюдов со стороны, их груз ничего особенного не представлял. Крепко перехваченные толстыми веревками мешки и тюки были схожи, словно сшитые по одной мерке. Но их содержимое резко отличалось. В одних были чай и сахар, в других — патроны и порох. Тюки с тканями были набиты оружием, вплоть до ручных пулеметов. По словам Абдуррахмана, только этот караван вез около двух тысяч винтовок, тридцать пулеметов. А ведь были и еще караваны, — одни еще не вышли даже из Кандагара, другие уже подходили к Мазари-Шерифу… Бог мой, что же ждет нас в пути? Удастся ли благополучно проскочить мимо туркмен-аламанщиков?

Я старался отгонять от себя мрачные мысли. Но они упорно возникали, стояли передо мной, как смерч, подымающийся высоко в небо.

Что бы это значило?

Благодарение богу, пять дней прошло без всяких происшествий. Мы миновали много туркменских аулов. Никто нас словом не обидел, никто не бросил в нас даже камешком. Вокруг было тихо. Не было и признака разбоя. Тревога, теснившая мое сердце в начале пути, постепенно улеглась. Но на шестой день произошло непредвиденное событие. И причиной тому были мы. Вернее — я сам.