Эдуардо Мендоса - Удивительное путешествие Помпония Флата

Столь решительная позиция трибуна вызвала двоякую реакцию у членов синедриона: одни, сочувствующие жертве, требовали, чтобы было проявлено милосердие к невинно и несправедливо осужденному человеку; другие рукоплескали и злорадствовали. Я подошел к Иосифу и сказал:

– Пока у нас еще есть возможность выиграть сражение. Мнения разделились. Расскажи, что ты знаешь и так упрямо скрываешь.

В ответ Иосиф только потупил взор. Я крикнул ему в гневе:

– Упрямый осел! Иди, и пусть тебя распнут, коли ты сам этого желаешь!

Иосиф поднял глаза и поглядел на меня исполненным смирения взглядом. Потом сказал:

– Не сердись, Помпоний. Что толку будет от того, что я заговорю? Против меня большинство во главе с фарисеями и первосвященником, да и среди саддукеев мало кто мне сочувствует. Нет, Помпоний, если хочешь знать мое мнение, миссия твоя завершена. Иисус заплатит тебе как условлено, потому что ты честно заработал вознаграждение. И, если хочешь знать, твои догадки о случившемся точны почти во всем. Есть только одна вещь…

Солдаты, явившиеся, чтобы увести Иосифа, прервали его на полуслове. Когда плотника пинками вытолкали из зала, пришел стражник, схватил Иисуса за руку и хотел было забрать его. Я спросил, что ему нужно, и он ответил, что исполняет приказ первосвященника Анана, который по доброте своей решил позаботиться о сироте, спасти от влияния матери и ее родичей и начать готовить к услужению в Храме – на всю оставшуюся жизнь. Услышав это, Иисус попытался вырваться и закричал:

– Не давай меня увести, раббони!

– Успокойся. Я попрошу Апия Пульхра заступиться за тебя.

Как и следовало ожидать, трибун отказался выслушать мою просьбу и заявил:

– Оставь же меня наконец в покое! Мне все здесь надоело, а в особенности ты, Помпоний. Если бы у нас нашелся лишний крест, клянусь Геркулесом, я с радостью отправил бы на него тебя.

Я упорствовал:

– Но ведь Иисуса можно считать почти что римским гражданином, я уже начал хлопоты по усыновлению.

– Довольно, – решительно прервал меня Апий Пульхр, – наш девиз всем известен: никогда не вмешиваться во внутренние дела провинций, не задевать религиозных верований их жителей, не мешать им на свой манер отправлять правосудие и наживать богатства. Забудь про Иисуса. Его судьба не должна волновать тебя. А если тебе нужны мальчики, то по возвращении в Кесарию я отведу тебя в такое место, откуда никто не уходит разочарованным.

С этими словами он подошел к первосвященнику Анану, и они вместе, рука об руку, направились к дверям. Почувствовав себя униженным и беспомощным, я сел на скамью и закрыл лицо руками. Немного погодя я услышал рядом ласковый голос:

– Не плачь, Помпоний, ты сделал все, что мог, и я знаю, Господь непременно воздаст тебе за твои старания.

Я поднял глаза и увидел стоящую передо мной Марию.

– Мне не нужно никакой награды, – ответил я. – К тому же какую награду могу я получить от бога, в которого даже не верую?

– Ты не веруешь в Него, но Он знает тебя. Положись на божественный промысел, – сказала Мария, и загадочная улыбка заиграла на ее губах.

Пока шел наш короткий и странный разговор, первосвященник и трибун достигли дверей палаты. Там они столкнулись с Квадратом, который запыхавшись бежал им навстречу. В одной руке он нес штандарт, в другой сжимал обнаженный меч. Первосвященник нахмурился и грозно поднял вверх палец, словно желая сделать выговор отважному легионеру, но Апий Пульхр жестом остановил его и спросил:

– Что случилось, Квадрат?

– На нас напали, Апий Пульхр.

– О Геркулес! Кто напал на нас и с какой целью? Доложи подробно.

– Знаменосец вложил меч в ножны, почесал затылок и сказал:

– В тот благословенный миг, когда я со штандартом в руке шагал впереди осужденных, взваливших на плечи свои кресты, то есть впереди плотника Иосифа и двух юнцов, приговоренных к смерти за устроенные ночью беспорядки, а за ними шли четверо легионеров, и мы совсем уже собрались выйти за ворота Храма и направиться к назначенному для казни месту, я заметил, что на склоне перед Храмом собралась огромная толпа, вооруженная палками и мотыгами. Чернь осыпала нас проклятьями и угрозами. Я, подняв штандарт вверх, приблизился к тем, кто, по всей видимости, верховодит среди этого сброда, и грозно потребовал, чтобы они дали нам дорогу. Понятное дело, потребовал от лица римского сената и римского народа. Они же, продолжая бушевать, в ответ заявили, будто мы удерживаем в своей власти Мессию, и, если не освободим его ipso facto [20]и добром, они все равно вызволят его силой, захватив, если понадобится, Храм и перерезав весь гарнизон. Я не понимал, о чем они ведут речь, и потому ничего им на это не возразил, и тогда они принялись швырять в нас камни – не устрашил их, думается, даже мой обнаженный меч, прославленный в сотне сражений. Тогда мы отступили, сохраняя боевой порядок, стражники синедриона заперли ворота Храма, а я, оставив осужденных на попечение солдат, спешу поведать тебе то, что только что тебе поведал, и прошу простить мой слог, ибо моими устами говорит старый воин, а не чиновник.