Евгений Салиас - Кудесник

— Я тоже, Норич, явилась объясниться, или, лучше сказать, привезти вам хорошую весть…

— Хорошую?.. — выговорил Алексей, тоже садясь и таким голосом, что лицо красавицы чуть-чуть подернулось, а умные и красивые синие глаза сверкнули ярко из-под черных бровей.

— Графиня Софья Осиповна на все согласна… Вы получили от нее приглашение быть сегодня. Я предупреждаю вас, что она желает с вами свидеться, чтобы согласиться на все то, что было всегда вашей дорогой мечтой.

— Очень верю. Еще бы не согласиться. На ее месте всякая женщина, кроме разве одной графини Ламот, согласится на все, на позор, на ограбление, лишь бы ей возвратили то, что для матери всего дороже. Скажите, как могли вы… Как посмели вы! Да, как вы посмели счесть меня способным приобрести все, что у меня отнято графиней и дедом, таким путем! Путем подлого насилия, почти целым рядом преступлений… Отравление, вымогательство, угрозы, терзание сердца матери…

Алексей задохнулся и поневоле смолк…

— Вы уже знаете все, что я хотела вам рассказать. Тем лучше, — холодно выговорила Иоанна. — Но дело не в рассуждениях; теперь и нечего изощряться в чтении морали. Как намерены вы теперь действовать и что требовать от графини Зарубовской? Конечно, имя, от вас отнятое… Но затем, какую сумму?

— Вы с ума сошли!.. — крикнул Алексей.

— Нет, не я, очевидно… Но прошу вас успокоиться волей или неволей и отвечать мне на мои вопросы… Что вы потребуете?..

— Я потребую прежде всего… и не у графини Зарубовской, а у графини Ламот и ее приятеля, ей вполне подчиненного, чтобы они немедленно, сейчас отдали мне ребенка. Слышите. Через час или два я должен свезти ребенка к матери.

— Положим… Мы вам его отдадим живьем, и вы его свезете к матери… Потом, скажите, что будет. Ну-с? — иронически рассмеялась Иоанна.

— Потом… После этого, если Софья Осиповна захочет, раскаявшись, возвратит мне отнятое…

— Она не дура… Она из тех женщин, которые пользуются глупостью других. Раз ребенок будет у нее — она попросит вас вежливо и даже, вероятнее, невежливо удалиться из дома.

— Тем хуже для нее и, разумеется, для меня. Но зато я выеду из России, как приехал, — честным человеком. Итак, извольте сейчас ехать к Калиостро и убедите его, что другого исхода нет. Если он откажется загладить проступок, сделанный моим именем, то я явлюсь сам требовать ребенка. Если он и мне лично откажет и будет сочинять всякие басни, то я его убью.

— Вы кончили?.. — тихо и нетерпеливо спросила графиня.

— Кончил.

— Слава Богу. Теперь слушайте меня. Все, что вы говорили, — вздор! Все, что вы желаете, и притом воображаете еще, что можете у нас требовать, только глупо и глупо. Но главное не в этом, а главное в самообольщении, в самообмане. Вы должны делать, что я вам прикажу, а не мы будем вам повиноваться. Вы у меня в руках, а не я в ваших. И вот поэтому я вам приказываю теперь собираться и выезжать из Петербурга господином Норичем и без состояния. Коль скоро вы не желаете его получить и делиться с нами, а желаете наделать ряд глупостей, то уезжайте, а мы уже сами с графом Калиостро получим что-нибудь.

— Сами! Одни! Но моим именем, конечно! — презрительно усмехнулся Алексей.

— Разумеется… Ну-с… Итак повторяю вам, выбирайте и решайтесь. Если вы не поедете к графине требовать имя и состояние, то собирайтесь немедленно и выезжайте из Петербурга. Я вам это приказываю!

И синий взгляд красавицы как зарница вспыхнул из-под темных бровей и озарил бледное лицо. Никогда Иоанна не была так эффектно хороша собой, как в эти мгновения пылкого гнева, едва сдерживаемого самовластной женщиной.

— Вы приказываете? — произнес Алексей почти недоумевая и относительно спокойным голосом.

— Да.

— Вы! Мне?..

— Да!! — резко воскликнула Иоанна на всю горницу.

— Бросимте шутки!.. Ну-с… Скорее ступайте к Калиостро! Скорее…

Алексей встал и произнес все это быстро, решительно, но без гнева, а просто как человек, которому надоела пустая болтовня. Графиня почти истерически расхохоталась и, поднявшись также со своего места, скрестила руки на груди и приблизилась к Алексею вплотную…

Иоанна стала перед ним, грудь с грудью, на полшага расстояния и, улыбаясь страшной улыбкой, смотрела своим сверкающим взглядом прямо ему в глаза…

Так подходят к человеку, чтобы поразить его, ударить, смять, раздавить, убить каким-нибудь одним словом…

— Поезжайте требовать все или выезжайте тотчас из Петербурга! — произнесла она отчетливо, но едва-едва шевеля хорошенькими тонкими губками, как делывала только в минуты кокетничанья на балу с поклонниками или на свидании с возлюбленными. — Если вы сейчас не исполните того или другого моего приказания, то вечером вы будете в крепости, в каземате… Вы русский подданный, и вас не вышлют за границы государства… Вы не верите мне, малоумный рыцарь, ратующий во имя каких-то бессмысленных правил нравственности и чести? Вы не верите, что я вас посажу в крепость. Одним моим словом…