Эдмон Лепеллетье - Сын Наполеона

Книга оказалась ежегодником двора с портретами, генеалогией, родственными связями, брачными союзами всех лиц, имеющих ранг во дворце или близких к императорской семье.

Она с интересом рассматривала портреты эрцгерцогов, принцев и родственников императора, и вдруг взгляд ее остановился на портрете молодого человека, под которым стояло: эрцгерцог Франц-Иосиф, герцог Рейхштадтский, внук Его Величества Императора.

— Как же он похож на него! — прошептала она. — Те же глаза, рот, черты. Можно сказать, что на портрете — его брат!..

Она смотрела на изображение, не подозревая правды. Просто похож!

— О, надо оставить у себя эту книгу! Буду думать, что это его портрет и он со мной…

Однажды, когда встречи и беседы с молодым секретарем уже казались ей сном, она получила записку от Франца. Он сообщал, что был вынужден по делам службы покинуть Вену, и спрашивал, не хочется ли ей прогуляться по бульвару, тому самому, где они встретились в первый раз.

Счастливая Лизбет прижала руку к сердцу, прошептав:

— Он не забыл меня! А может, он сомневается, что я его люблю…

Молодые люди встретились. На этот раз они были одни и могли говорить открыто о своих впечатлениях, желаниях, мечтах. Расстались довольно поздно. Приближалась ночь. Долгий поцелуй скрепил их союз.

Герцог Рейхштадтский впервые целиком отдался чистому чувству. Он нашел в любви к этой девушке то, что не дано ему было познать в его ранге. Она тоже страстно любила его, полагая, что юноша беден и существует на скромное жалованье чиновника в канцелярии. И это придавало их чувствам особое очарование.

Герцог, рано попав в салоны, испытал горькое разочарование и раздражение, обнаружив, что его успех там есть результат интереса и амбиций большинства женщин, стремившихся познакомиться, увлечь и, возможно, подчинить того, кто был сыном Наполеона. Он усматривал во всех женских взглядах в некотором роде лишь имперские притязания.

Поговаривали, что ему могла быть уготована счастливая судьба. Возможно, однажды к нему вернется французский трон. Возможно, в результате смерти эрцгерцогов, или специального выбора, или чрезвычайного императорского декрета Австрийская империя перейдет в руки государева внука.

Величие имени, тайна, окружавшая его, славное будущее, которое, казалось, ждало его, — все это давало герцогу явное преимущество в дамском обществе. Он прекрасно понимал, насколько пустой и фальшивой была любовь, которую выказывали ему, насколько расчетливыми были знаки почитания, направленные на него. Обращая мысли к скромной чтице, которая любила его, не зная всего о нем, которая не ждала от него короны в награду за любовь, он говорил себе, что поступил правильно, пустившись в свое время на поиски счастья.

И дал волю мечтам: «Хорошо бы она никогда не узнала, кто я на самом деле, и продолжала любить во мне секретаря Франца».

На одной из мрачных и извилистых парижских улочек, в каменном мешке, чреве старого торгового центра, на углу улицы Мандар, находилось небольшое кафе, завсегдатаями которого были торговцы, мелкие предприниматели и служащие из округи.

Кафе «Прогресс» — именно так называлось заведение, — похоже, сохраняло все традиции прошлого: следы мух на грязных и изодранных обоях, паутина по углам и слои пыли, ставшей вязкой массой от осевшей на нее смеси дыма, пара, пота и дыхания, пропитавших стены зала.

Это было скромное и добропорядочное кафе, очень уютное, где подавали ликеры и пунши, никогда не шумели и вели себя в пределах дозволенного, не торопясь, спокойно просматривали журналы, попивая кофе, играли в карты или стучали костяшками домино.

В этом благодушном и безмятежном мирке с довольно странным названием, которое явно противоречило действительности, безраздельно царило некое существо. Усатое и хвостатое, оно, свернувшись клубком, предавалось спокойному созерцанию всего, что происходило вокруг. Время от времени глаза его начинали мерцать и источать магнетические флюиды. Выказав таким образом отношение к окружающему, существо снова напускало на себя обманчиво безразличный вид.

Обычно оно располагалось неподалеку от стойки, где держали головки сахара и ведерко с черпаками для пунша, лимонада и других напитков. Звали существо Картуш, или, сокращенно, Туш, и было оно домашним ангорским котом.

Люди предельно заблуждаются, если думают, что у всякого кота есть хозяин или хозяйка. Это животное, исключительно независимое, стремится к общению с человеком, или, вернее, желает заполучить человека в свое общество, с весьма корыстной целью, — чтобы развлечься, изучая его и выражая свое мнение о нем снисходительным урчанием, позволить почесать себя, услышать приятные его слуху слова, ну и, разумеется, не остаться голодным. Кот выбирает человека как хорошего, вышколенного слугу, от которого избавляется, как только надобность в том отпадает.