Сергей Максимов - Цепь грифона

Штабной вагон только что назначенного командующим Южным фронтом Михаила Фрунзе одиноко стоял под застеклённым дебаркадером вокзала. Командующий в сопровождении Сталина и своего адъютанта Сиротинского быстро приближался к часовым оцепления. У всех троих в руках были связки книг.

– Не беги, – то ли попросил, то ли приказал Сталин Фрунзе. – Без тебя не уедут.

– Возьми, – протянул свои книги вышедшему навстречу начальнику караула Сиротинский. И тут же сам забрал из рук Сталина и Фрунзе их книги. Вдвоём с начальником караула, опережая начальство, адъютант быстро пошёл дальше.

– Что-то, правда, набегался я в последние дни, – на ходу расстегивая шинель, перешёл на спокойный шаг Фрунзе.

– А ты спеши не торопясь, – назидательно проговорил Сталин. – Покойный Свердлов как учил?

– Нашел, кого в пример поставить. Товарищ Андрей, по-моему, всегда спешил.

– Вот когда стал спешить, тогда и стал покойным, – невозмутимо продолжил Сталин.

– Юмор у тебя, Коба… Иезуицкий какой-то юмор.

– Главное, не терять чувство юмора. Революции без юмора не делаются.

– Проходи, – кивнул на открытую дверь штабного вагона командующий фронтом.

– А там у тебя курить можно? – спросил своего спутника Сталин.

– Можно.

– Это хорошо. Если в штабе не накурено – там контрреволюцией и изменой пахнет.

Фрунзе давно не видел такого словоохотливого, в добром расположении духа Сталина. В форменной военной фуражке с пятиконечной звездой, в генеральской, добротной, двубортной шинели светло-серого цвета, Коба буквально излучал уверенность, открытость и доброжелательность. Что совсем не вязалось с его характером. Орден Красного Знамени на груди Сталина, время от времени видневшийся за распахнутыми краями шинели, постоянно притягивал взгляд Фрунзе. «Сколько же лет мы знакомы? С пятого лондонского съезда партии. С 1907 года. Выходит, что тринадцать лет», – посчитал командующий. «Тогда же познакомился и с Ворошиловым», – ещё про себя отметил он.

– Ты чему радуешься? На тебя посмотришь, так подумаешь, что мы если не Варшаву на днях взяли, то Врангеля точно разбили, – войдя в вагон, снимая шинель, хмуро заметил Фрунзе.

– Зачем чепуху говоришь? Обидеть хочешь? – в секунду переменился в лице Сталин.

Фрунзе меньше всего желал сейчас ссориться.

– Прости, Коба. Просто завидно стало. Отдыхаешь. Сил набираешься. А тут, – махнул он рукой, – сегодня в ночь выезжаю, а там, на юге, один Махно чего стоит.

– Вот поэтому мне сейчас лучше в Москве быть. Пусть товарищ Махно увидит, что в руководстве Южного фронта у него сейчас врагов нет. Союзников большевики уважают, – сам себе стал возвращать хорошее настроение Иосиф Виссарионович.

Накануне наступления против Врангеля командующему Южным фронтом Фрунзе предстояло заключать с Нестором Махно новое союзническое соглашение по совместным действиям. Четвёртое по счёту. Три предыдущих о совместной борьбе против немцев, петлюровцев и деникинцев были нарушены с взаимными обвинениями в адрес друг друга. Что касается Сталина, то он и впрямь с 1 сентября 1920 года впервые в своей жизни получил официальный отпуск.

Отпуск даже для постоянно служащего человека событие приятное. Для революционера это событие эпохальное. Отпуск за государственный счёт! До сих пор за казённый счет Сталин только сидел в тюрьмах и отбывал ссылки. И вдруг отпуск. И от кого! От государства, одним из создателей которого являлся он сам. Это был отпуск не революционера. Отпуск политика. Впервые он мог заниматься всем, чем хотел. И, как говорится, в своё удовольствие. А поскольку он всю жизнь занимался только тем, что ему нравилось, и тем, что его увлекало, то этим он и продолжал заниматься во время своего первого в жизни законного отпуска. Он не был связан никаким режимом работы. Не имел никаких обязательств. Никому в этом осеннем месяце не подотчётный и не подчинённый, он мог делать всё, что только пожелает.

– Махно, и правда, на ум не идёт, – достаточно благодушно продолжал Сталин. – Лучше о Троцком поговорим.

Кривая усмешка Фрунзе без всяких слов проиллюстрировала его осведомлённость об истинных, конфликтных, взаимоотношениях Сталина и Троцкого. И опять взгляд Михаила Васильевича упёрся в сталинский орден Красного Знамени, которым тот был награждён одновременно с Троцким 27 ноября 1919 года.

– Тоже мне – приятная тема, – заметил Фрунзе. – Лучше тогда уж о Махно.

– Зачем Махно? Какой Махно? Махно сегодня есть – завтра нет его. Троцкий не Махно. Троцкий всерьёз и надолго, – переиначив ленинскую фразу о советской власти, съёрничал Сталин.