Людмила Салдадзе - Ибн Сина Авиценна

Внутри Каабы — скрытый от глаз храм скромности: три деревянные колонны, несколько серебряных сосудов, слабо поблескивающих в темноте, и нежное сияние старой фрески, изображающей Марию с младенцем на руках.

Как цельность Камня Каабы была разрушена еретиками, так было разрушено ими и единство ислама после смерти Мухаммада.

Обстановку этого времени интересно объяснил советский ученый Л. Гумилев: каждый еретический толк в исламе — завязь нового народа, совершающего подвиг самоутверждения. Огромная творческая энергия арабов, создавших за короткое время империю, стала и их трагедией: перелившись на завоеванные народы, она подняла и их на борьбу за свою самобытность. Непредсказуемые «живые силы бытия», не видимые даже самому гениальному человеческому сердцу, — разве что Истории, насмешливо следящей за замыслами людей, — разорвали халифат: в 782 году отложилось от него Марокко, в 820 и Хорасан, в 872 — Египет, и 877 — Бахрейн, в 903 — Тунис. А оставшаяся к десятому веку часть распалась на несколько самостоятельных областей. По инерции еще называли халифат «империей». А может, и и насмешку. — В 940 году во время грозы рухнул знаменитый зеленим купол халифского дворца. Разбойники сказали: «Раз небо ограбило халифа, почему бы и нам не пограбить?»

И жителям Багдада пришлось повесить на грудь сигнальные трубы и по очереди дежурить на ночных улицах. Разбойники же все равно были неуловимы и даже украли среди бела дня серебряного льва с лодки султана светского соправителя халифа! А пол власти у халифа украли в 945 году отточенные храбростью мечи бундов, горных прикаспийских племен. Вон откуда увидели они упавший багдадский купол! А когда отцу Ибн Сины исполнилось три годи, правитель мизерного городка по имени Сиджилмасы и вовсе присвоил себе титул самого халифа — «Повелитель правоверных!» Полновластными хозяевами Багдада сделались разбойники и страх.

Да, арабы завоевали больше, чем могли удержать. За семь дней с одною мукой в суме они покрыли в 637 году тысячу километров пустыни (!) и взяли Вавилон. А потом Ктесифон, столицу Персии, где увидели серебряного верблюда в натуральную величину с золотым всадником, золотого коня с глазами из рубинов и самый большой в мире ковер с райским садом, ручьями и плодами на деревьях, — честно поделенный воинами между собой. Захватили арабы и Карфаген, Кипр — лазурную родину Афродиты, Египет, Междуречье… Одновременно достигли Китая и Италии, Бились с хазарами за Волгу (Итиль), с тюрками — за Среднюю Азию, с грузинами — за Кавказ, а в 717 году вкруговую осадили Константинополь, столицу Византии. Но не взяли его, как не взяли и Франции. Отбились от них и тюрки, Китай на реке Талас в 751 году. Хазары не пустили к славянам. Грузия не дала с тыла зайти в Византию. И все же это была империя большая, чем империя Александра Македонского.

Но не только серебряных верблюдов и золотых коней привезли арабы домой. Привезли и молчаливых друзей — книги. И еще ощущение разрушенности границ. И усталость… Устали воевать. Вот тут-то и начали откладываться окраины… Но несмотря на это, наступила золотая пора халифата. Пусть падает купол и увозят камень Каабы, пусть мелкие Сиджилмасы присваивают себе титул «Повелителя правоверных», — культура расцветает на развалинах. И была в ту пору эта культура — диалогом цивилизаций. (Время на уровне прадеда Ибн Сины.)

Но вернемся к судебному процессу над Али, в Бухару 1920 года.

— Отец Ибн Сины был еретик, исмаилит, — говорит на площади Регистан народу Бурханиддин-махдум. — Он состоял и общество «Братьев чистоты». И сына накормил медом этого проклятого улья! Пчелы его, мутазилиты, собирали нектар в Греции, Сирии, Византии, то есть с чужеродных исламу культур. Их мед — это сбитые воедино различные философские, научные и религиозные) традиции, не чем и зарождалось затем философское свободомыслие мусульман, да простит нас за него всевышний! Пчелы же другого улья, правоверные богословы, собирали нектар только с чистых земель Мекки и Медины. Их мед — благородное толкование Корана, — калам [11] Калам — схоластическая теология, неотъемлемая часть мусульманской идеологической системы, защитна да ее интересов. .

— Но мутазилиты ведь находились под защитой государства! — вдруг перебил судью чей-то голос из толпы. — Зачем ж о вы так пренебрежительно говорите о них?

— Некоторое время — да, — ответил Бурханиддин, — при халифе Мамуне, сыне Харуна. Пока не разобрались, какое чудовище прячется за маской скромности!