Хамза Есенжанов - Крутое время

— Восемь человек — разве мало?! Завтра он восемнадцать уведет. Думаешь, еще не вернется? Думаешь, Мамбет побоится?! — распалилась женщина.

— Что правда, то правда, женгей, Мамбет не из трусливых. Сегодня он увел восьмерых, завтра уведет восемнадцать. Это тоже правильно заметили. Вот этого-то начальство как раз и боится больше всего.

Жарке остановил машину. Укоризненно покачал головой.

— Ну зачем тебе все эти дела? Лучше бы поторопилась с чаем для гостей. Им ведь на службу идти, в канцелярию, — сухо сказал он жене.

Женщина хорошо знала своего молчаливого, не любящего болтовни мужа и не стала перечить.

— Но ведь коней-то он все же угнал? Ясное дело, не мог же он угнать всех сразу, — успокоенно заключила она, то ли утешая себя, то ли хваля Мамбета.

За чаем Ораз познакомил хозяина со своим другом.

— Мой товарищ приехал устроиться на работу. Но по-ка ничего дельного не нашел. Я попытаюсь ему помочь, а пока советую ему поехать домой, в аул. Зовут его Амиргали.

— В тесноте, да не в обиде, говорят. Пусть живет у нас, сколько надо, — сказал портной, подумав, что юношам неловко напрашиваться.

Жарке не расспрашивал Ораза ни о Мамбете, ни о его товарищах. Он любил повторять «каждому своих хлопот достаточно» и никогда не вмешивался в чужие дела.

Оразу надо было идти по делу, и он посоветовал Амиру:

— Подожди меня здесь. Должен прийти Губайдулла-ага. Нам нужна его помощь, его совет… Я постараюсь пройти к аксакалу. Послушаю, что он скажет. А ты посиди дома, почитай книжку.

— Нет, я пройдусь в сторону больницы…

— Смотри, любопытных много. Если дело не к спеху., лучше не выходи.

— Письмецо одно есть, надо передать.

Ораз испытующе глянул на него, но промолчал, как бы говоря: «Дело твое». Выйдя из дому, Ораз отправился в интендантское управление, расположенное возле бывшей гауптвахты, нынешней тюрьмы. Сегодня в тюрьме он намеревался встретиться с аксакалом — Мендигереем Ипмаганбетовым, А сын Мендигерея, Амир, решил пойти в больницу, чтобы передать Мукараме письмецо от Хакима.

У каждого — своя мечта. У Мукарамы она тоже есть, совсем рядом, но мечта потому и мечта, — не всегда исполнима, неуловима…

После встречи с Хакимом девушка лишилась покоя. Все ее помыслы были там, с ним, на берегу Яика.

Возле светлого Яика, где когда-то она бегала босиком, купалась, ныряла, чтобы вырвать белый корень тростника!

Возле белого Яика, где розовощекая от мороза она когда-то возила санки, каталась на коньках.

А теперь так далек родной город, где она впервые пошла в школу, где выросла, читала книги, научилась танцевать.

Город той беззаботной первой юности, где вместе с Хакимом, держась за руки, она бегала, уверенная, что завтра ждет ее еще более радостный, более счастливый день…

Последняя встреча… Все она живо помнит! Все было необыкновенным! Необыкновенен был и Хаким, выросший, возмужавший, красивый. А какой сдержанный, умный! Как серьезно, озабоченно говорил: «Лучше пошла бы ты в степь, в аулы и лечила бы наших людей, чем обвязывать тут раны врагам. Мы ведь скоро вернемся!»

Девушка не сразу вникла в смысл его слов. Да разве могла она тогда думать о чем-то другом! Ее сердце ликовало тогда! Не хватало сил опустить руки с его плеч. Разве могла она спокойно ответить горячо любимому человеку? А тут еще разгневанная бабушка! Ощетинившийся штыками город! Полиция, следящая за каждым твоим шагом! Все как будто на них смотрели, торопили, были против.

— Не надо провожать. А то сразу тебя заприметят! — сказал Хаким, торопливо целуя ее. И поспешно ушел, без конца оглядываясь назад. Быстро прошел по Сенной и исчез в переулке.

А Мукарама? Истосковавшаяся, изболевшаяся по любимому, осталась оглушенной неожиданным счастьем, у ней будто отнялся язык от радости, и не успела, не в силах была поведать ему о своих думах, о самом дорогом, трепетно нежном, так и застыла у ворот с широко открытыми, растерянными глазами….

Радость встречи сменилась горьким расставанием. Девушка вошла в дом и, ошеломленная, долго сидела у окна. Все проходит, нет ничего вечного. Радость встречи, горечь расставания, печаль разлуки.

«Что мне мешает? Что меня здесь удерживает? Живу едали от родного дома. Холодный и загадочный брат также не близко. Что меня держит здесь? Почему я не с ним? Вместо того, чтобы рассказать свои тайны, лишь молча кивала головой? Отчего не сказала, что готова лечить революционеров, перевязывать раны от казачьих шашек? Почему не ушла ухаживать за Мендигереем и другими ранеными товарищами? Почему я не там, где Хаким? Есть же на фронте девушки, женщины, разве я хуже их?» Сомнения, думы тревожили, изводили Мукараму, не покидали и днем, и долгой ночью…