Сергей Семенов - Степь ковыльная

Летом тысяча семьсот восемьдесят третьего года Суворов несколько раз вел переговоры с ногайскими мурзами, возглавлявшими ногайские улусы, пытаясь склонить их к переходу в добровольное подданство России. К тому времени Крым был присоединен к империи, и Суворов указывал мурзам, что, следовательно, и вся территория степей между Доном и Кубанью, входившая ранее в состав Крымского ханства, должна теперь отойти к Российскому государству.

Однако ногайские мурзы были тесно связаны с Турцией. Они поручали оттуда щедрую денежную помощь, оружие, продавали в Турцию пленников, захваченных во время своих набегов. А султана, в свою очередь, всячески поддерживали Англия и Франция, боявшиеся усиления мощи России.

Видя, что на мурз положиться нельзя, и желая избежать кровопролития, Суворов дважды созывал около Ейского укрепления многолюдные собрания ногаев. На первом из этих собраний присутствовало три тысячи ногаев, на втором — шесть тысяч. Ногаи согласились было на отказ от набегов и переход в подданство России. По этому случаю Суворов устроил для собравшихся пиршество, на котором было съедено сто быков и восемьсот баранов, выпито пятьсот ведер водки. Но потом все же влияние ногайских старшин, прислужников султана, одержало верх.

В первых числах сентября десятитысячный отряд ногаев сделал попытку овладеть Ейским укреплением, но был отбит и отошел на Кубань. После этого нападения Потемкин, бывший тогда главнокомандующим всеми вооруженными силами в Причерноморье и Приазовье, отдал приказ Суворову: «Считать ногаев врагами отечества, достойными всякого наказания оружием…»

Надо было нанести сильный удар по ногаям, чтобы навсегда «замирить» их и сорвать происки Турции.

Собрав в Копыльском укреплении большой отряд — шестнадцать рот пехоты, шестнадцать эскадронов конницы и шесть донских казачьих полков, — Суворов двинулся с ним в поход, следуя по правому берегу Кубани.

Однажды во время отдыха в лагере после ночного марша казаки собрались у костра и завели разговор о Суворове. Были тут Павел и Сергунька Высокий, костлявый старший урядник Шумилин рассказывал молодежи:

— Я был с ним в деле у Прейсиша. Спешились мы, перебрались через ров, ворвались в город, взяли в полон две прусские команды с офицерами. А потом Суворов приказал мне и еще трем казакам переправиться тайком через реку Варту — широкая река! — и дозор прусский снять. Так и сделали… Про меня да про Суворова в те поры в полку нашем песню сложили. — И он затянул высоким, тонким голосом:

Шумилин внезапно смолк. Из ночной темноты показалась фигура узкоплечего офицера с удлиненным лицом, с хохолком над высоким лбом. Несмотря на студеный вечер, он был без треуголки и без плаща.

— Легок на помине, сам Суворов… — тихо сказал Шумилин.

Казаки вскочили, подтянулись.

Подойдя к костру, Суворов сказал:

— Ну как, станичники, житье-бытье?

— Да ничего, ваше превосходительство, — отозвался за всех. Шумилин. — Вот только пора бы теплую одежду нам.

— После боя выдана будет. В сражении все одно налегке надо быть… Да это никак ты, Шумилин? — узнал Суворов урядника. — Постарел, брат! Помню: дозор отважно за Вартой снял.

Лицо Шумилина расцвело в улыбке.

Стоя на часах у входа в большую палатку Суворова, где собралось около тридцати офицеров. Павел внимательно прислушивался. Суворов всюду, где бы ни был, стремился поднять военные знания офицеров. «Тактика без светильника военной истории — потемки», — говаривал он. Речь сначала зашла о прочитанных вслух, еще в Копыльском укреплении, нескольких главах из «Записок о Галльской войне» Цезаря, о том, как Цезарю путем военной хитрости и искусных маневров удалось разгромить полчища германцев, которые во много раз превышали по численности римские легионы. Суворов указывал на то, что одной из главных причин поражения германцев была нерешительность их действий, и добавил:

— Медлительность пагубна во всяком деле, наипаче в военном. Она всегда усиливает неприятеля. Решительная победа — путь к скорейшему миру. У победителей раны быстрее заживают… И другое надобно помнить: у полководца должен быть план и всей войны и отдельных сражений.

Прикомандированный к штабу Суворова рыхлый белесоватый прибалтийский немец подполковник Нессельроде (насмешники переделали его фамилию: «Кисель вроде») заметил едко: