Лев Рубинштейн - Когда цветут реки

— Скажи лучше, что происходит в деревне? Почему люди не спят?

Мальчики переглянулись. В этот момент вторично где-то далеко заревел тигр. Мальчики сорвались с места.

— Стойте! — крикнул грузчик. — Если хотите попасть к «Красным Повязкам», разыщите человека с рассеченной щекой… Эй, послушайте! Где вы?.. Они удрали. Странные мальчики! Ты слышал? Они хотят быть воинами.

— Все мальчики хотят быть воинами, — равнодушно ответил второй грузчик. — Интересно, что такое случилось в горах?

Он вглядывался в неподвижную громаду хребта, гребень которого был уже окрашен яркой латунью от поднимающейся луны.

Стало тихо. Первый грузчик напевал, глядя в костер:

Мальчики бежали по ступенькам, вырубленным в скале. Густые заросли папоротника били по лицу. Дорожка вела к храму.

— Что ты задумал? — спросил шепотом испуганный Ю.

— Иди за мной, если хочешь увидеть человека с рассеченной щекой, — ответил Линь.

Небольшая заброшенная кумирня носила название «Белый олень». Дворик ее был слабо освещен мерцающим светом, проникавшим из здания. Среди густой, как черная жидкость, тьмы, которая свойственна душному китайскому лету, этот тусклый свет казался сальным пятном.

Мальчики прокрались под боковой аркой кумирни и притаились в нише.

В храме было как будто пусто. Свет единственной свечи падал на раскрашенного деревянного истукана, лицо которого выражало высшую степень задумчивого бесстрастия.

— Так и есть, — шепнул Линь. — Слышишь шаги? Он идет.

Но вошел не тот, кого ждали, — и не один, а двое. Это были Чжан Вэнь-чжи, владелец закладной конторы, и деревенский прорицатель Ван Лао, грязный, растрепанный крестьянин, производивший впечатление помешанного.

Чжан Вэнь-чжи вошел большими шагами, важно колыхая свое дородное тело. Он был небольшого роста, с пухлым, круглым лицом, похожим на лицо женщины, И голос у него высокий, почти женский.

— Ты понял все, что я тебе сказал?

— Понял, — пробормотал Ван Лао. — Но я насчет свиньи…

— Свинью получишь, — коротко ответил Чжан.

— Без свиньи бог не сойдет в меня, — продолжал Ван Лао. — Он в последнее время стал совсем скупой. Не хочет ничего делать без свинины. Уж я его ублажал рисом, репой, ничего не помогает!

— Избаловался твой бог! — сердито сказал Чжан. — Ты бы совсем не кормил его до новой луны — что бы он тогда стал делать?

— Что ты! — мрачно ответил Ван Лао. — Да после этого наверняка будет наводнение. Разве можно шутить с богами? Если бог разозлится, я потеряю заработок.

— В том-то и дело! Постой… Кто зажег здесь свечу?

— Это я зажег, — отозвался Ван Лао.

— Напрасно! Придет кто-нибудь…

— Никто не придет. Все боятся тигра.

— Айя! Тигра? А ты знаешь, где они соберутся?

— Какой же я был бы прорицатель, если б не знал!

— Ты плохой прорицатель. Но запах свинины ты сразу узнаешь… Да, послушай, ты еще, чего доброго, проболтаешься кому-нибудь насчет свиньи… Так ты уж молчи, пожалуйста. Если Ван Ян не отдаст тебе свиньи добровольно, уж я его припугну. Но ты молчи, как рыба.

— Можешь не беспокоиться, — заворчал Ван Лао, — я не первый год вожусь с богами.

— Слышал? — прошептал Линь на ухо Ю. — Это про свинью твоего отца…

— Замолчи! — продолжал Чжан Вэнь-чжи. — Мне не так уж важно, если они разнесут усадьбу Ван Чао-ли. Но скажи им, чтоб они не трогали закладной конторы. Скажи им, что небо рассердится, если они тронут мою контору.

— Раньше ты говорил другое. Ты говорил, что не хочешь беспорядков.

— Да, я хотел бы, чтобы обошлось без шума. Но уж если им хочется свести счеты, то пускай сводят их с «отцом» Ван Чао-ли. Он их придушил совсем, пусть он и отвечает. Кстати, он стал давать деньги взаймы и скоро выживет меня из этой деревни, благо у него брат окружной начальник. Мне это ни к чему. У меня здесь земля, хотя я и не из рода Ванов. Скажи им, чтобы они не трогали закладную контору. Может быть, я даже дам им отсрочку по долгам.

— Я не знал, что ты такой добрый, — пробормотал прорицатель.

— Тут дело не в моей доброте… Кстати, ты своими глазами видел этот ящик?

— Своими собственными глазами, как я вижу эту свечу, — твердо сказал прорицатель. — Я стоял за занавеской, когда Ван Чао-ли вытащил этот ящичек из-под шелкового покрывала и стал расплачиваться с купцом.

— И там было серебро?

— Серебро в мешочках.

— А больше никто этого не видел?