Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга первая

Вокруг нас было темно, как в море. Мужчины стали пробираться к выходу. Петр Петрович открыл дверь, и все вышли наружу. В свете фар было видно, как они нерешительно озираются, совещаются, показывают руками направление. Потом Сережа и Марк отделились от остальных, и пошли по дороге. Вскоре их стало не видно.

— Чертовщина какая-то, — тяжело влез в автобус Петр Петрович, — но и заблудиться я не мог. Сколько по этой дороге езжу, — он с беспокойством и досадой смотрел в сторону, куда ушли Марк с Сережей, — да что они, право, пешком! Надо было подъехать, — и он стал нетерпеливо сигналить.

— Ничего, — сказал кто-то, — пусть прогуляются. Нам тоже не грех размяться.

Мы с радостью полезли вон из автобуса.

На свежем воздухе дрема развеялась, но стало зябко. Чтобы согреться, мы с Настей взялись за руки и стали прыгать на одном месте: «Идут, идут три курицы, первая впереди, другая за первой, а третья позади», — остальные подхватить не успели.

— Идут! — закричал профессор Ильин, — я вижу их, они идут! — и побежал обратно к автобусу, прихлопывая в ладоши, — идут, идут! Леля, не беспокойся, они уже идут.

Леля держала наготове теплую кофту, помогла ему одеться и заботливо выправила ворот рубашки.

— Спасибо, спасибо, голубка, — бормотал профессор и вдруг поймал и поцеловал ее руку.

Когда Сережа и Марк подошли, мы сидели на своих местах.

— Все в порядке, — сказал Марк, — мы почти в Париже.

— Но что все это значит? — закричал Петр Петрович, — почему такая темень?

— Это война, — отозвался Сережа. — Затемнение. Поехали.

Через десять минут мы были в пригороде. Париж был на месте, он никуда не делся. Только в домах его, на улицах, на площадях, на всем огромном пространстве Великого города не горело ни одного огня.

«Газовая атака». — Странная война. — Мелкие неприятности. — Маша. — Разгром. — Спасены!

Петр Петрович высадил нас на Порт де Версай. Автобус уехал, мы с Сережей остались посреди жуткого, затаившегося города. Разом исчезли из памяти синь моря, золото теплых песков. Да что там море, — вся предыдущая жизнь провалилась в тартарары, как скрывшийся за углом автобус с нашими друзьями. Мы разобрали вещи и побрели наугад. Шаги наши угрожающе громко зазвучали в тиши вымершей улицы. Хоть бы луна, хоть бы звездочка одна! — небо отражало черноту города.

Почему-то я все время жалась к Сереже, а он шепотом просил сдать на шаг. Невозможно было так тащить тюки с мокрыми одеялами.

Куда мы шли, сквозь какие кварталы — не видела, не понимала. Мы никого не встретили. Во втором часу ночи скользнули во двор Казачьего дома и поднялись по узкой лестнице на свою голубятню. Свет не зажгли, боялись даже чиркнуть спичкой. Разобрали постели и замертво повалились спать.

Проснулись довольно поздно. Непогода развеялась, сквозь жалюзи било десятичасовое солнце, сделавшее нашу комнату всю от пола до потолка полосатой. Мы быстренько оделись и, радуясь, что все пока стоит на своих местах, со всех ног помчались на Жан-Жорес к маме.

Мы застали у нее всех: и тетю Лялю, и Петю с женой, и Татку, и бабушку. Нас встретили восторженными криками и хохотом. Это было так неожиданно! И обидно. Мы волнуемся, мы летим, побросав, как попало не разобранные вещи, а эти резвятся. Я сухо поинтересовалась причиной такого буйного и неуместного восторга. Тетя Ляля обняла меня за плечи, повела пить кофе, а Петя и Татка, как маленькие, по пути пререкались, отвоевывали право первому рассказать все по порядку. Вот что выяснилось.

Несколько дней спустя после объявления войны власти начали выдавать населению противогазы. Озабоченные французы потащили по домам зеленые маски с хоботами, загодя приготовленные для всей нации и даже для породистых зарегистрированных собак.

А иностранцы не потащили. Им было сказано: «Простите, господа хорошие, но противогазов для вас нет. Спасайтесь, кто может, а в случае газовой атаки вешайте на окно мокрую простыню, говорят, помогает». Видимо, военные чиновники решили, что на «саль-з-этранже» [44] Грязные иностранцы. ( франц .). отравляющие вещества влияния не окажут. Впрочем, черт их знает, о чем они думали, но иностранцам, не только русским, противогазов не дали. Началась паника. «Не сегодня — завтра начнется газовая атака!»

И тогда до смерти перепуганное наше семейство бросилось к Пете и Жозетт-Клер в Медон. У них во дворе находился благоустроенный погреб.

— И вы все поехали? — переводили мы с Сережей взгляд с тетки на маму, с мамы на бабушку.