Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

— Досталось тебе на совещании? — заговорила она.

— С чего ты взяла? Напротив, хвалили.

Он смял пустую папиросную пачку, хотел подняться и идти в комнаты, но она удержала его.

— Посиди, девчонки еще не угомонились. Так что все-таки произошло?

Разве мог он сказать ей правду! Константин Леонидович похлопал ладонью по ее руке.

— Ничего не произошло. Просто я вымотался до последней степени.

— В отпуск бы тебе пойти, — вздохнула Ольга Кирилловна.

Он грустно улыбнулся.

— Какой отпуск! Смешная ты у меня, ей-богу.

Они засиделись на крыльце в тот вечер. Говорили в полголоса об уходящем лете, о разных семейных мелочах. А в доме напротив, одно за другим, тихо гасли окна.

Два дня ушло на хлопоты с отправлением багажа и покупку билетов. Поезд уходил в ночь. Но до отъезда Сергей Николаевич и Наталья Александровна успели трогательно распрощаться с Мордвиновыми. Только им рассказали они о принятом решении. Ольга Кирилловна, как обычно хлопотала возле стола и приговаривала:

— Вот и хорошо, и правильно, и нечего вам было делать на Сахалине.

Мордвинов с Сергеем Николаевичем разговаривали на отвлеченные темы и старались не касаться ни причины отъезда, ни места назначения, проставленного в железнодорожном билете.

Улановы и их друзья были давно в пути, когда на стол симпатичного полковника, хозяина знакомого кабинета с книжными шкафами, зеленым ковром и мраморным чернильным прибором, лег рапорт. В нем говорилось, что реэмигрант Уланов завербовался и уехал на Сахалин.

Лицо полковника скривилось в легкой усмешке. Уланов сам, по собственной воле отправился туда, куда его собирались отправить. Он аккуратно пришпилил рапорт в папку-скоросшиватель и спрятал ее в нижний ящик стола. Необходимость возиться с делом по обвинению вышеназванного Уланова Сергея Николаевича в антисоветской пропаганде и шпионаже отпала сама собой.

— Впрочем, — обратился он к подчиненному, принесшему рапорт, — через месяц запросите Южно-Сахалинск.

Тихим, сдержанным голосом подчиненный ответил:

— Есть запросить Южно-Сахалинск.

Вышел из кабинета и осторожно притворил за собою дверь.

Ника шевельнулась, открыла глаза и увидела прямо перед собой низкий деревянный потолок. В первую минуту не могла ничего понять, потом вспомнила. Они в поезде, они едут в Крым.

С вечера она хотела на верхнюю полку, но мама уложила ее внизу и велела перестать морочить голову. Папа строгим голосом добавил: «И чтобы больше тебя никто не слышал». Никто и не слышал больше голоса Ники. Ее сразу сморило после вокзальной сутолоки, поисков нужного вагона сначала в хвосте поезда, потом в голове его.

Теперь было утро, поезд весело катил по рельсам, колеса выстукивали бесконечное «скорей-скорей, бегом-бегом», в вагоне что-то постукивало, поскрипывало, ходили по узкому проходу пассажиры, с трудом удерживали равновесие на стрелках, оберегали стаканы с кипятком из титана напротив купе проводника.

Сонечка и Наталья Александровна давно проснулись, готовили завтрак на откидном столике. Ника позвала Панкрата, и он ловко подхватил ее и посадил на верхнюю полку. Ника легла на живот и стала смотреть в окно.

Вот промелькнула маленькая станция, но поезд и не подумал возле нее останавливаться и даже не сбавил хода. За станцией пошло сжатое поле, с небольшими копнами. Солнце взошло с другой стороны вагона, светило не жарко, по-утреннему, золотило жнивье.

Вдоль поля бежала тень от поезда. Ника видела на тени не только свой вагон, но и соседние, справа и слева, и даже тень от паровоза, с большой трубой и расплывчатой, относимой в сторону полоской дыма. Ника закричала: «Дым, дым, смотрите все, дым тоже едет!» Но Сонечка ее поправила и сказала, что это не дым, а пар. Ника промолчала, про себя шепнула: «И вовсе никакой не пар, а дым». Это слово ей больше нравилось. Его можно было тянуть без конца, точно так же, как тянулась без конца тень шлейфа из паровозной трубы — дыммммм.

Поле кончилось, и тени вагонов согнулись под углом, вскочили на крутые бока высоких холмов. Холмы вырастали на глазах, забирались вверх все круче, круче, а на вершине одного, самого высокого, Ника успела заметить несколько домиков, и деревья кругом них, необыкновенные, вытянутые к небесам. Папа сказал, что эти домики называются хатами, а деревья тополями, и Ника радостно закричала:

— Так это уже Украина!

— Украина, Украина, — ответили ей, — уже давно Украина.