Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

Воспитательнице хотелось порасспросить о Париже, но делать этого было нельзя. И надо отдать должное, ни она, ни ее сменщицы, никогда не затрагивали в присутствии девочки, больную, как им казалось, тему: ведь, если вдуматься — это такое несчастье родиться в другой стране! Нет, они ни разу не выделили Нику из среды остальных детей.

К слову сказать, Нику бесполезно было сейчас расспрашивать о Париже. В этот период жизни он как бы выпал из ее сознания, и даже во сне не тревожил. Это гораздо позже, в разговорах с родителями, выяснилось, что она многое помнит, помнит даже такое, что иные дети в том же возрасте попросту забывают.

Самое раннее воспоминание осталось в памяти Ники в виде чудесной картины ясного солнечного дня, с синим небом, белыми облаками и яркой зеленой травой. Перед нею, вровень с ее лицом, румяное лицо монахини в черной рясе. Монахиня присела на корточки, и потому кажется низенькой. И она, и Ника весело смеются, в руке монахини крутится на палочках смешной клоун в красном колпачке, в синей курточке и желтых штанах. Ника тоже хочет нажать на палочки, чтобы клоун крутился, но силенок маловато, монахиня забирает в свою широкую ладонь ее ладошку, и они нажимают вместе. Клоун крутится, облака плывут, в мире покой, тишина и радость.

Мама объяснила потом, что монашенка эта — мать Федосья, что было это в самом конце войны, в местечке Розе-Омбри, что Нике было тогда всего два с лишним года, и помнить этого она никак не может. Но Ника доказывала, что она все прекрасно помнит, и описывала картину до мельчайших подробностей, до складок на одежде монахини. У нее была фотографическая память.

Она, например, могла подробно описать квартиру маминой тетки. Где, какая стояла мебель, как располагались комнаты. Описывала два стареньких кресла, и как она выдергивала из их обивки блестящие серебряные нити.

Помнила Ника свой первый детский сад, первую подружку и мадам Дебоссю, воспитательницу. В том детском саду было легко и весело. Больше всего Ника любила музыкальные занятия и самозабвенно пела в хоре нехитрые французские песенки. Мадам Дебоссю играла на пианино, прислушивалась к ее тонкому голоску, улыбалась и одобрительно кивала головой.

Помнила она кладбище и могилу бабушки Нади. На кладбище было тихо, шум города сюда не доносился, было тепло от щедрого июньского солнца. Здесь росло великое множество цветов, было много красивых статуй. Особенно запомнилась Нике каменная арка, свесившаяся с нее кипень ослепительно белых роз, а под нею прелестный ангел с печальным лицом.

Наталья Александровна часто спрашивала себя, много ли осталось в памяти дочери от их прощальных путешествий по Парижу. После заданных невзначай вопросов, оказывалось, немного. От посещения Собора Парижской Богоматери осталась лишь узкая винтовая лестница, затененная, мрачная, и ярко-красные туфли на ногах идущей впереди посетительницы. Туфли на каблуках быстро перебирали крутые ступеньки где-то почти рядом, почти на уровне лица Ники, но убегали вперед, взбирались все выше, выше, крутились, словно ввинчивались в перекрещенные балки темного свода.

И вдруг исчезли, а Ника зажмурилась от яркого полуденного света.

Они с мамой оказались на балконе. Узкий и бесконечный, с каменным парапетом, он шел вдоль всего фасада. На выступах сидели химеры. Страшные чудовища. Одни хищно смотрели в даль, другие пялили злые глаза на площадь внизу перед собором. Ника нисколько их не боялась. Теплые, нагретые солнцем бока химер были шершавы, казалось, возникли они из камня сами собой, без усилий со стороны ваятеля. Время нанесло на их тела щербинки, ямки, и Ника совала пальчик в эти ямки с завидным усердием, словно только для этого сюда и пришла. По каменным перилам ходили голуби и сладко ворковали о вечности.

От посещения Сакре-Кер [4] Храм Святого Сердца ( фр. ) осталось и того меньше: бесконечная, белая лестница перед собором, долгий подъем, и человек с подзорной трубой на одной из смотровых площадок. За небольшую плату каждый желающий мог посмотреть в нее и увидеть город внизу. Ах, как ей хотелось подойти ближе, хоть пальчиком потрогать этот странный прибор, хоть мельком заглянуть в окуляр, но мама сказала, что у них осталось совсем мало денег, и, вместо всяких глупостей, уговорила Нику купить здесь же, на лотках, красивый портфель для будущей школы. Все равно она еще маленькая, и ничего не сумеет увидеть. Ника смирилась, но неутоленное желание посмотреть на Париж в подзорную трубу осталось на всю жизнь.