Дэвид Бейкер - Путь слез

Спустя продолжительное время ожидания из каюты вышел Гаетано. Он и его приятель Оттавио поднялись на возвышение и поприветствовали гостей.

– Si, si, bambini. Добро пожаловать на мой корабль. Мы готовы к отплытию.

Пришло время прощаться. Долгожданный миг, о котором все мечтали, ради которого страдали и умирали, настал, и крестоносцы растерялись. Мысль о том, что они оставляют Петера, сжала детские сердца, и бравые крестоносцы обратили на любимого наставника заплаканные лица.

Петер храбрился, но не мог унять дрожи в ногах, хотя и намеревался напоследок вселить в дорогих ему детей отвагу и уверенность. Но когда малыши стали по очереди подходить и прощаться с ним, он не выдержал, и горькие слезы обильно потекли из глаз. Он отложил верный посох и крепко обнял каждое дитя, обливая детские макушки своими слезами.

Смелый и стойкий Конрад крепко пожал руку Петера, изо всех сил стараясь сдержать поток слез, которые томили его изнутри. Но, увы, и он не смог противиться горю и в порыве отчаяния обхватил старого друга за шею, рыдая, как мальчишка.

Крепыш Отто, как всегда чумазый, провел ладонями по желтой взлохмаченной шевелюре и коротко обнял старика, затем, потеряв голову от скорби, помчался прочь по трапу. Следом побежал заплаканный Хайнц.

Наконец большая часть отряда поднялась на палубу, дожидаясь, пока оставшиеся попрощаются с Петером. Фрида крепко-крепко обняла старика, словно задумала ни за что не отпустить его, и всхлипывала в его объятьях, как маленький ребенок. Петер погладил ее по золотым волосам и ласково прошептал:

– Прошу, юная дева, позаботься о своей новой семье, – сказал он.

Фрида кивнула и повернулась к сестре.

Гертруда стояла рядом, красная от слез. Девушки обнялись, поклявшись встретиться снова.

Настал миг, которого Петер так боялся с самого начала. Мысли возвратили его в тот далекий день, на майнцкую дорогу. Сердце затрепыхалось от воспоминаний о первой встрече с Вилом, Карлом и Марией, Томасом. Улыбнувшись, он вспомнил, как уверенно они держались, как решительно действовали. Какая недюжинная смелость!

Петер остался один на один с Вилом. «Он больше не мальчик, – подумал священник. – Нет… далеко не мальчик. Сколько опыта он приобрел. А какая отвага! Он силен и благороден – прекрасный молодой человек, широкоплечий и пригожий. Только взгляните, как струятся его власы, как ровно посажены суровые голубые глаза! Он уверен, но теперь смирен, юн, но мудр не по годам». Он протянул молодому товарищу дрожащую руку, и когда их ладони встретились, Вил кинулся старику в объятья.

– Я так люблю тебя, Петер, – сдавленно проговорил он. – Мне будет не хватать тебя.

– Я… я… – запинаясь, начал Петер, – я не знаю, что и сказать. Ты стал мне сыном, сыном, которого у меня никогда не было. Да пребудет с тобой милость и мир во все дни жизни твоей.

Глаза Петера переполнились слезами, и все поплыло у него перед взором, даже Вил стал казаться одним большим золотым пятном. Петер отвернулся. Он вытер слезы и беспомощно смотрел, как убирают корабельный трап. Затем он отыскал слабеющим взглядом своих возлюбленных и погрузился в мысли, словно вокруг все замерло, и не было слышно ни криков моряков, ни скрипа снастей. Однако, когда с причала сбросили толстые канаты, он с содроганьем очнулся от забытья и совсем упал духом. Корабль, поскрипывая, пробудился от покоя и стал медленно скользить в открытое море, вдаль от протянутых рук Петера.

Отважные крестоносцы принялись махать старику с палубы и вразнобой выкрикивать его имя. Священник прикусил губу, дабы унять дрожь, и закрыл глаза. Подошла Гертруда и прижалась к нему головой. Она обвила его руками за пояс и нежно сжала в объятьях, тихонько смахивая слезы со щек.

Петер похлопал девчушку по плечу и обратил взор на скопище незнакомых лиц, с надеждой глядящих на него. Он улыбнулся, поднял слабую руку к исчезающему кораблю и прошептал: – Прощайте, возлюбленные!

Петер смотрел, как восходящее солнце отбрасывает на кончики мачт «San Marco» восхитительный золотистый свет. Паруса с треском и трепетом надулись свежим утренним ветром. Корабль неповоротливо кренился, покачиваясь на голубых водах, и с особо громким всплеском направился к дальнему изгибу бухты.

В воздухе раздавались пронзительные крики чаек, пристань наполнилась звуками нового дня, но мысли Петера были только о детях, его возлюбленных агнцах, которые исчезали вдали. Ему стало невыносимо одиноко.