Владислав Глинка - Жизнь Лаврентия Серякова

В следующее воскресенье Лаврентий застал общество, состоявшее из нескольких барышень, живших по соседству, и молодых чиновников и студентов в палисаднике перед домом. На вкопанном в землю столике играли в лото. День был пасмурный, решили не гулять и вскоре перешли в гостиную: пили чай, играли в фанты, в колечко и танцевали.

Среди малознакомых людей Серяков только вначале чувствовал себя стесненным. Вскоре это ощущение прошло, верно потому, что главная хозяйка, спокойно-повелительная Александра Дмитриевна, сказала Лаврентию несколько любезных фраз о том, что много слышала о нем хорошего от Наполеона Антоновича, а Оленька явно взяла его под свое покровительство. Она выбирала Лаврентия в фантах, танцевала с ним чаще, чем с другими, и с интересом расспрашивала о занятиях в академии, о профессорах, о тех художниках и писателях, которых видел. Особенно заняли ее рассказы о скульпторе Клодте, о Глинке, чьи романсы она очень любила. Когда Серяков рассказал ей, как его взволновал «Жаворонок», Оленька, казалось, поняла с полуслова и так ласково, сочувственно глянула, как, право, еще никто никогда на него не смотрел.

В этот же вечер Лаврентий познакомился с титулярным советником Недоквасовым, краснощеким крепышом неопределенного возраста, служившим в канцелярии Лесного корпуса. Пригласив Серякова в маленький кабинетик, где не видно было книг и бумаг, но под столом стояли торговые весы и медный горнец, Недоквасов предложил гостю трубку и похвалил за то, что не курит. Затем осведомился, сколько получает жалованья, и, помолчав, распространился о том, где и почем покупает всякую провизию.

Затосковавшего Серякова выручила Оленька — позвала в гостиную, где для кадрили не хватало кавалера.

В один из вечеров на следующей неделе Наполеон зашел к Лаврентию, чтобы вновь излить восторги перед умом и красотой Александрины. Но и к прежним рассказам об Оленьке он добавил новый.

Существовал некий студент, по имени Александр Петрович, который ходил за ней неотступно два года, явно ей нравился, и все полагали, что они непременно поженятся. Но весной, вскоре после того как молодой человек окончил Медико-хирургическую академию, произошел разрыв. Окружающие ломали голову над его причиной, но знала ее только поверенная Оленькиных тайн, Александрина.

Узнал под величайшим секретом и Наполеон, верный приближенный своей генеральши. Все случилось оттого, что, уже получив согласие Ольги, Александр Петрович в самый канун отъезда для свидания с родными в Саратов обмолвился, что ему предстоит добиться разрешения на брак у своего отца, чиновника. Родители написали недавно, что прочат ему богатую невесту. Оленька осведомилась, знал ли он о планах родителей раньше. Он ответил, что слышал, но, пока не окончил курса, и речи о браке всерьез не было. И тут Оленька очень рассердилась, почему не сказал об этом раньше — ведь они столько разговаривали о его родных. А теперь она поставлена в какое-то унизительное положение — судьба ее зависит от того, сумеет ли он отказаться от другой невесты. Упрекнула жениха в том, что должен был раньше дать понять родителям, если ему действительно чужды их расчеты. Она выпытала от ошеломленного ее словами Александра Петровича, что саратовская невеста недурна собой, дочь статского советника и с большим приданым. И тут уж наговорила, что не потерпит никаких жертв, что он, может, будет потом раскаиваться, женившись на бесприданнице, и почти выгнала из дому.

По мнению опытной Александрины, происшедшее было не более как ссора влюбленных. Оленька погорячилась, и, верно, все бы уладилось, если бы Александр Петрович не уезжал на другой день, еще не успев остынуть от обиды.

Свой рассказ Кюи закончил так:

— Конечно, она много плакала, но только наедине с Александриной, сильно похудела и сразу стала куда серьезнее. Приятель Александра Петровича — вы его там не раз видели, юный такой студент, — иногда пытается заговорить с ней об уехавшем, верно по его же просьбе, но Оленька и слышать ничего не хочет… Вот мы с Александрой Дмитриевной и решили, что вам нужно все это знать, чтоб не сказать чего невпопад, не задеть больную струнку…

Лаврентий поблагодарил Кюи за предупреждение и, когда тот вышел, прежде всего подумал:

«Так вот почему она с такой горечью рассказывала новосильцевскую историю! Судьба с ней самой сыграла нечто похожее… Только, наверное, здесь Александрина не права — навряд ли Оленька зря погорячилась. Не похоже, чтобы она могла незаслуженно обидеть человека…»